образовался светящийся квадрат.
Он был полупрозрачным, этот квадрат, и за ним виднелась высокая трава с рассыпанными в ней мелкими бутонами.
Люк с помощью Мэй едва успел приковылять к Тхану, как на квадрате появилось лицо Мары. Глаза старой женщины едва не метали молнии, губы сжались в тонкую нитку, а четкие черные брови сошлись у самой переносицы. На Люка, Мэй и его братьев взирала жестокая древняя воительница, познавшая немало битв за свой длинный век.
– Осторожно, Люк, – очень тихо сказала мать, но он услышал.
Еле заметно кивнул и сказал, медленно выговаривая слова:
– Ты меня слышишь, Мара?
– Очень хорошо, Люк. Я тебя очень хорошо слышу. Вы знаете мои условия? Вы поняли, что от вас требуется?
Люк еле заметно усмехнулся. Нахалка. Спрашивает с таким видом, будто Люк и Мэй – ее послушные машины для исполнения. Ее личные драконы…
– Я понял, но мы это обговорим. Я хочу знать, что Гайнош жив. Я хочу его видеть. Только тогда мы можем обсуждать условия сделки. Если я сейчас не увижу живого Гайноша, то выкину ключи в костер, прямо у тебя на глазах. Для меня восемь ключей не представляют никакой ценности, Мара, ты ведь это понимаешь?
– Разумно. Ты более разумен, чем я думала, примитивный.
Зараза!
Она считает их всех простыми, низшими, примитивными. А себя – представителем суперцивилизации. Еще посмотрим, старуха…
Еще посмотрим.
– Вот и славно, – тихо, но жестко сказал Люк и стиснул плечо Мэй. – Мы ждем, Мара.
Мара улыбнулась. Раздвинула сжатые в тонкую линию губы и показала ровные белые зубы. У нее не было клыков – на их месте стояли точно такие же идеальные резцы, – но улыбка все равно вышла какой-то хищной и злой.
Мара не отдавала команд, но Люк понял, что ее роботы не нуждаются в устных приказах. Если она имеет постоянную связь с Тханом, то вполне может распоряжаться и другими машинами. Наверняка сейчас появятся роботы-Всадники и приведут Гайноша.
Но вместо привычных Всадников с вытянутыми головами показался робот, точь-в-точь похожий на те машины, что нападали на них во время полета на пангусе. Поблескивающее тело, длинные белые руки, гибкие пальцы. Робот привел Гайноша.
Отцу Мэй тоже досталось. Видимо, он не дешево отдал свою свободу. Разбитая губа, рассеченный лоб, кровь, залившая половину лица и уже успевшая засохнуть.
– Папа! – Мэй рванулась вперед, и Люку пришлось приложить немало усилий, чтобы сохранить равновесие.
Он поморщился, сдерживая стон от боли в раненой руке, и спросил Гайноша:
– Ты можешь говорить?
– Не меняйте ключи на мою жизнь, – просто ответил Гайнош.
– Ты в руках у Мары?
Вопрос глупый, но вдруг Гайнош догадается, чего на самом деле желает знать Люк.
А дело было только в том – успел ли Гайнош спрятать Третий ключ. Тот самый, который является первичным.
