пустыне и равнодушно смотреть, как вымирает ваше юное поколение. Если вы любите свой народ – действуйте, как я вам указал, и запомните: дважды вы получали зов и помощь от меня. Дважды я вам указывал путь к труду и свету, и оба раза вы горячо уверяли меня в своей готовности трудиться. И оба раза, потратив попусту время и деньги, вы возвращались к своей первобытной лени и тьме. В последний раз я предупреждаю вас: нельзя стоять на месте. Вы поняли, что не можете отъединяться от людей, что в отъединении для вас гибель и смерть. Жизнь для вас возможна только в единении с людьми, у которых вы можете научиться труду и найти защиту. Если и на этот раз вы не послушаетесь моего совета, первая же буря в пустыне погребёт вас, так как вы стали слишком малочисленны, чтобы защититься от неё.
Прощайте. Не ищите оправдания себе. Вы взялись вести свой народ, а никакой любви к нему в вас нет. Вы стараетесь только обмануть самих себя, уверяя меня, что новые способы не подходят для жизни в пустыне. Это вы не подходите к новым способам, так как не видите ясно перед собой русла, в которое должна вливаться новая сила вашего потомства. Ответственность за гибель молодых лежит на вас и ни на ком больше. Ответ за них вы будете держать, так как нет Бога, карающего ваше племя, а есть только ваши лень, отсутствие заботы и любви. Не нужна великая наука, чтобы действовать правильно для пользы и счастья своего народа. Но нужна великая любовь, которая учит беречь человека. Не Бог, а вы поставлены беречь своих людей. Не старайтесь переложить ответственность с себя на Бога. Только тот может видеть Бога в небесах, кто научился видеть и любить Его в человеке.
Помните, что я сказал вам сейчас, и не ждите помощи извне. Найдите в себе любовь! Любовь ваша родит энергию, а энергия откроет вам новый путь труда. Трудясь, найдёте вновь здоровье.
Иллофиллион повернулся к своему мехари, велел нам всем садиться, и через несколько минут мы были снова среди пустыни. На этот раз всё моё внимание сосредоточилось внутри меня. Я смотрел в своё сердце и, казалось мне, сам читал в нём свои промахи и видел эпизоды отсутствия внимательности, когда целые отрезки жизни, а не маленькие мгновения её, проходили в пустоте.
Среди мыслей и слов, вспомнившихся мне в эту ночь, наиболее сильное впечатление произвели на меня прощальные слова Франциска, сказанные нам с Бронским о дальней Общине и о бездне страдания и отчаяния людей, перед которыми муки бедных карликов в трапезной он считал пустяком. Кто же жил в дальней Общине? И почему люди могли впасть в такое море страдания? Этот вопрос неустанно звучал в моём сердце, я старался выбросить из него всё личное и думать только о том, как пронести в себе чистый храм в тот кусочек мира, где собрано столько страдания.
Иллофиллион умерил ход своего скакуна, через несколько минут мы перешли на шаг, и он сказал нам:
– Все вы сейчас сосредоточены, и каждый по-своему старается собрать всё лучшее в себе, чтобы въехать в место печали во всей чистоте и мужестве. Я хочу, чтобы
