![Désenchantée: [Dé]génération - Алекс Вурхисс](/cover_328975.jpg "Désenchantée: [Dé]génération - Алекс Вурхисс")
надо лечить, а не загонять до смерти. Мне нравится то, что Вы так радеете о нашем деле, но помните – даже унтергебен-менши нужны Нойерайху. Те, кто были не нужны, давно уже кормят червей.
…Райхсфюрер обладал одним очень полезным умением – он мог говорить об одном, а думать в это время о чем-то другом, при этом не теряя связности и разумности речи. Сейчас, например, он думал о том, что бюрократия – какое-то мифическое чудовище, которое всякий раз возрождается, сколько его не искореняй. Молодые росточки бюрократии уже появились и в Нойерайхе, несмотря на то, что Орднунг, казалось бы, составлен так, чтобы исключить саму возможность ее появления. Что делать? Эрих видел только один выход – вновь и вновь искоренять, уничтожать, выжигать, выпалывать…
Сегодня фабрикпартайляйтер отправится в Берлинский Центр Распределения ресурсов. Там он пробудет недолго, и, возможно, вернется на этот же завод – в пахнущий сыростью и штукатуркой тускло освещенный цех третей очереди. Это если повезет.
А если нет – Дезашанте. Эрих любил это слово. Именно он так назвал конечную остановку многих – разочарование. «Герр Райхсфюрер разочарован Вами», говорила Гретхен, и он уже устал поправлять ее. Не герр Райхсфюрер, а сам Нойерайх, не Партай, а Фатерлянд. Гретхен кивала и продолжала поминать всуе его звание. Для Гретхен Эрих и был Нойерайхом, именно он символизировал собой Орднунг, как фрау Магда символизировала собой Фроляйн дас Райх, Родину-Мать.
Символы. Либералы ненавидят символы, потому что единственное, что может символизировать самих либералов – это плесень. Тупая, агрессивная паразитирующая масса. Либералы обожествляли паразитирование, возводили его в культ, и с этим тоже приходилось бороться…
* * *
Из аэропорта Оффенбаха Эрих на «Минизенгере» перелетел на Тейгельский аэропорт. Полет занял четверть часа – «минизингеры» развивали две скорости звука, а от Оффенбаха до Берлина всего-то пятьсот километров. Не заезжая домой, он поехал в Шарлоттенбург, где теперь находилась Райхсканцелярия. Там его уже ждали.
Стаффан де Мистура, генеральный секретарь полностью лишившейся престижа и стремительно теряющей всякое влияние ООН, разменял восьмой десяток и подбирался к цифре восемьдесят пять, но выглядел бодро. Эрих уже встречался с ним, когда Германию торжественно исключили из ООН. Вернее, через две недели, когда генсек приезжал узнать, какого черта это никак не повлияло на правительство Нойерайха. Эрих честно сказал герру Стаффану все, что думает о его организации – даже в лучшие годы она была малополезна, а с 90-х годов прошлого века стала вовсе бесполезной. Мнение «мирового сообщества» не повлияло даже на крохотную и бедную КНДР, равно как и не помешало США нанести ядерный удар по Пхеньяну, получить ответный и насмерть рассориться с Китаем и Россией. Теперь три великие страны напоминали ковбоев Дикого Запада, готовых выхватить револьвер и шмальнуть друг в друга, а знаменитые «ядерные часы» застыли в трех секундах от Апокалипсиса. И что сделала ООН, чтобы предотвратить это? Ничего. И, что самое мерзкое
