мне нравится в вас, Елизавета, так это прямота. Но, честно признаюсь, я удивлен от вас такое слышать. Не первый раз ведь обсуждаем, – она непоколебимо смотрела вперед, Итан также занял позицию наблюдателя. – Все просто, это им повезло, тем, что сейчас перед вами, быть в уюте, тепле и заботе. А сколько ещё сотен тысяч людей, детей и взрослых, вынуждены выживать из-за отклонений, причем не только физических? – он говорил спокойно и рассуждающее, понимая все, что она чувствует.
– Давайте начистоту, – Елизавета обернулась к нему, он ответил тем же. – Я уважаю ваш труд, как ученый. Но как человек, которому важны эти дети, мне кажется, это лишь усложнит жизнь, именно поэтому я не говорю, что лучше бы не видела вас ещё полгода, а то и больше, ибо вы заберете кого-то, и вмешаетесь в естественный процесс его взросления и адаптации. Но, как я уже сказала, как человек науки, я считаю это правым делом, но боюсь, что приоритет все же в техническом прогрессе, а не создании мира ради мира.
– Звучит так, словно вы в смятении.
– Потому что так и есть. Все ваши доводы максимально логичны и даже, не побоюсь сказать, альтруистичны. Но видя их, вот так, здесь, счастливых и добрых, принимающих себя такими, какие они есть, я иногда задаюсь вопросом – а стоит ли вмешиваться, пусть и в несправедливую, но все же природу? Посмотрите сами, они счастливы.
– Вы куда мудрее меня, – дружески сказал Итан после паузы. – Вам не хочется ничего менять, в отличие от меня. И да, считайте это комплиментом высшей меры.
– Ваша открытость эмоциям иногда меня поражает. Но спасибо, от вас это слышать особенно приятно. – С улыбкой произнесла она, глядя на Итана.
– Я не люблю скрывать своего уважения или отношения к людям, что этого заслуживают. Так что не благодарите, все мы люди, верно? – мнимо рассуждая, говорил он, зная, что она понимает его. Они смотрели друг на друга, выражая молчанием чуть большее, чем уважение.
– Почему же вы тогда не даете быть людьми им? – она указала на детей, с интересом ожидая ответа.
– Я даю им шанс быть лучше, чем они есть сейчас, потому что мир не потерпит обратного.
– Простите, если это заденет вас, но разве для Валентины вы хотели того же? – Итан задумался, но не проявлял и не чувствовал некого дискомфорта от этого вопроса, как минимум с оценочной точки зрения.
– Я не знаю, – сказал он, рассуждая, – тогда у нас не было столько времени, чтобы думать об этом. У этих детей есть это время, у них есть вся жизнь, так почему бы не использовать его? – он быстро выгнал мысли о своей сестре из головы, дабы излишние эмоции не виляли на его суждение.
– Они во много младше того возраста, когда ваша сестра заболела, так что шансы, если посчитать на вскидку, увы, у всех одинаковые, вычитая погрешность, разумеется.
– Вы говорите так, словно осуждаете меня, в какой-то мере, призывая позволять им быть самими собой и самим выбирать, что ценить. Решаться ли на операцию или не зависеть от протезов
