на голодный желудок: у меня от этого колики делаются. – Затрапезная монетка, пол-грамма дури, да сережка. Была бы хоть пара…
Начальник вдруг посерьезнел, заглянул мне в глаза и заботливо потрогал лоб.
– Что-то ты совсем плохой, падаван. Капец мозга: не иначе, от орков заразился.
Я набычился, готовясь продемонстрировать, как ведут себя настоящие орки, но Лумумба, вновь сунул мне под нос монету.
– На аверсе – герб Мангазеи: конь, а под ним – песец, бегущий в правую сторону. Герб, к твоему сведению, утвержден в тысяча восемьсот двадцатом году. А теперь присмотрись повнимательней, стажер.
Я послушно сощурился. Монета была мелкая, и где там конь, где песец, было не очень ясно. Но что-то… Что-то было с ней не так.
– Вот эта козявка смотрит не в ту сторону! – я ткнул пальцем, накрыв, правда, всю монетку целиком.
– Молодец! – восхитился Лумумба. Пара воспитательных подзатыльников и совсем немного крика – и ты понял, о чем говорит твой старый больной учитель. Но я тебя не виню… – он ласково погладил меня по голове. – Трудно быть умным, для этого напрягаться приходится… – наставник подбросил монетку и вновь поймал. – Что характерно: монета гораздо легче золотой. – сказал он задумчиво.
– Это вы тоже на вкус определили?
– На запах! – он кинул монетку мне. – Каждый уважающий себя маг должен отличать золото от других металлов. У этой, например – железный сердечник. Чувствуешь? – Старинный и уважаемый в определенных кругах способ подделки. На вид – практически не отличить от настоящей, даже краешек можно прикусить, – забрав монетку, Лумумба куснул её крупным, как у лошади, зубом, и продемонстрировал вмятину. – Видал? Любую поверхностную проверку пройдет.
– Фальшивая монета и импортная Пыльца… – пробормотал я, уже не обижаясь.
– Надо думать, это и был сенсационный материал, который хотел нам продать Кукиш.
– Но… Почему тот, кто его убил, не забрал улики? Они ж, можно сказать, на самом видном месте.
– Возможно, не успел, – поджал губы Лумумба, разглядывая камень в сережке на свет. – Не завершил колдовство, не забрал улики… Кто-то его спугнул. И, сдается мне, это были не мы.
Я вспомнил своё прикосновение к окоченевшей шее козлика. Труп пролежал на полу дворницкой несколько часов…
После затхлого, пропитанного сыростью подвала прохладный утренний ветерок приятно бодрил. Небо, усеянное ватными шариками облачков радовало прозрачностью и голубизной, с реки доносились крики чаек и рыбные запахи.
По донесениям Кукиша мы предполагали в нем человека недалекого, но предприимчивого. Никогда он не забывал напомнить о гонораре и существующих надбавках за вредность, и славился умением выговорить для себя самые выгодные условия. Собственно, даже не имея другого занятия, кроме работы на нас, он мог позволить себе жить припеваючи. Найти жилье в приличном районе, с отоплением и горячей водой, а не эту конуру в забытых богом развалинах…
Мы-то
