наконец чуть-чуть порозовело (пожалуйста, пожалуйста). Валентин потерял счёт времени и в принципе не очень понимал, что он делает, но совершенно точно знал, что сейчас всё у него в руках.
– Ну как? – через миллионы лет с надеждой спросил Валентин.
– Порядок, – Лев поднял большой палец – тяжело, будто кисть была чугунной.
За окном хлопнула дверь машины. В дом вошёл мужчина и недоуменно застыл на пороге.
– А вот и Сашка! – фальшивым бодрым голосом сказал Лев. – А ты знаешь, что Валентин у нас хилер? Ну, без полостных вмешательств пока, но надо же с чего-то начинать.
Валентин сжал щёки обожжёнными ладонями, сел на пол и разрыдался.
А потом – ночью, уже в городе, он лежал в постели, сонно ковырял вафельный узелок обоев и слушал, как за стенкой молодая женщина с мелким злобным стуком кромсала что-то большим ножом и сдавленным голосом говорила: «Саша, ты с ума сошёл, что значит молодец, ему всего девять, а если бы что-то действительно случилось?» И плакала – наверняка от лука, да, точно от лука, решил Валентин и немедленно уснул.
Bobby’s band
– У Бобби же всегда всё было первый сорт: девчонки что надо, тачки (папашины, но кто ж знал), причёска, выпивка, табак, кстати, закурить не будет? В общем, деньжата у него водились: что-то сшибал с папашиных ларёчников, что-то сам папаша давал, но самую большую рыбу он ловил за карточным столом. Бобби играл как чёртов бог, мог за столом по двадцать часов сидеть и ни разу даже поссать не выйти, ей-богу. Да я сам видел, как он до трусов раздел Трюкача, а Трюкача ни разу никто из наших не обыгрывал, так у того чуть кровь носом от злости не пошла, ну ещё бы: стрит против каре, и десять тысяч как с куста. Говорят, что Трюкач деньги-то отдал, но пообещал Бобби пальцы переломать, так ведь всё честно было, я сам видел, говорю же, вот он больше за стол с ним и не садился. Знаю ещё, что Бобби пару раз обстряпывал делишки для тех мутных ребят со стадиона, когда они его подсылали поиграть с парнями из центра, ну, знаете, чистенькие такие, белые воротнички, кожаные портфели, кольца на пальцах – эти только с Бобби за стол и сели бы, их порода, так вот, он их под орех разделывал, а потом долги спускал в обмен на кое-какие услуги – не для себя, для ребят тех, конечно, ему-то с того что было. В общем, фартовый парень был Бобби и красивый до одури, даже мы понимали: спина прямая, серый костюм с иголочки, усы кручёные, туфли вощёные, сам лощёный, учёный, папаша ж его, хитрый, на юриста отправил. И говорил как по писаному: «Я обдумаю ваше предложение», «В связи с этим искренне благодарю». Девчонки к нему так и липли, говорю же, только вот Бобби это не сильно нужно было, так, разве что ночь развлечься, а любил он ту певичку, которая в «Копакабане» по вечерам в микрофон дышала, страшная была – старая, тощая, рыжая, в зубах щель на два пальца, но что-то было в ней, и втрескался по уши Бобби в эту хриплую Лору, приходил по вечерам, садился за лучший столик под сценой и смотрел на неё, не ел, не пил, воду разве что, просто смотрел и ждал, его никто не гнал, да кто ж Бобби выгонит, его все знали. А Лора та ещё штучка была, поняла, что из Бобби верёвки вить может,
