бывают моменты, когда нужно выкинуть из головы лишнее.
– Понимаю, – робко послышалось от собеседницы. – Как при изображении стаи: ты не стеснялся нас, мы не стеснялись тебя. Так было надо.
– Почему же стеснялась в яме?
– Мы там были одни.
– Как же одни, – воскликнул я. – Сверху на нас глядела куча народу!
– Они ничего не видели.
– Какая разница! – не удержался я. – У нас была задача – выбраться. Невзирая на.
– Взирая.
– Это ты взирала, как я лез. Я не взирал!
Она не согласилась:
– Но ты хотел. Нарочно вел к этому. И сейчас ищешь повода глазеть на меня. А я не могу отказать, потому что ты командир.
– Это не т…
Это так, перебил усмехнувшийся мозг. Царевна права. Ты прячешься за завесой слов, подменяя смыслы. Ты хочешь смотреть. Тебе нравится смотреть. Ты наслаждаешься свалившейся властью, как сделал бы любой на твоем месте. Но разве ты – любой?!
– Прости, Марианна. – Мой голос снизился до неуклюжего повинного рокота. – Спасибо, что сказала мне это. Давно кто-то должен был сказать. Поставить на место. Спасибо за урок. Иди, ты свободна. И если вдруг я снова… не робей, говори, ладно?
На меня впервые вскинулись блеснувшие глазки:
– Ты не шутишь? Такому командиру я согласна подчиняться. Приказывай.
– Что? – немного обалдел я от поворота.
– Что хочешь.
– Кру-угом! – скомандовал я.
Она мгновенно развернулась. Грязные лопатки торчали печальными крылышками. Я зачерпнул воды и принялся бережно их отмывать.
Марианна вздрогнула, но не отстранилась.
– Если, конечно, не возражаешь, – поспешно выпалил я.
– Это никак не повлияет на твои отношения с Томой?
– Совершенно.
– Даешь слово?
– Даю.
Еще бы не дать, если это чистая правда.
– Почему-то я тебе верю. – Марианна снова повернулась ко мне.
Глаза – вниз, челка – на глаза, чтоб намертво, чтоб ни одного шанса. Отгораживаясь, прячась, убегая в себя.
– Знаешь, – почему-то рискнул я раскрыть секрет, – невестором меня объявили для спасения жизни.
Противно получилось. Словно женатый кобель втирает лакомой фифочке, что никогда не планировавшийся развод состоится со дня на день. Но громом небесным раздалось:
– Это меняет дело.
Долго опущенное лицо вскинулось, и на меня взглянули два пронзительных глаза, что резали душу не хуже скальпеля хирурга. Они глядели в неясном ожидании.
Я положил руки на воду вверх ладонями. Если катал Антонину, то Марианна достойна этого как никто.
– Ложись.
– Зачем? – не поняла она.
– Увидишь.
Этого
