Майкл, – бросил я и вышел.
Коридоры такие тихие. Белый свет потолочных ламп освещает стены через промежутки, от чего пол похож на зебру. Плотно прижатые двери палат. Стол-приемная и стопки листов. Вдали у окна покоилась использованная капельница. За спиной коридоры тоже уходили в бесконечность. Одинокая каталка. Над одной из палат произрастает вьющийся плющ.
Это похоже на какую-то странную сказку, странный ужастик, странную басню, странную трагедию. Все они странные, потому что ничто из этого не сравнится с королевством Больница. Казалось, она способна поглотить всех и вся. Даже та девушка с амнезией не сдержалась и поддалась влиянию – закричала на юношу. Но пока ты не закричишь от боли и отчаяния, кто тебя услышит? Никто. Кроме пустых стен Больницы. Да и те не ответят.
– О чем Вы так задумались?
– Да так, – ответил я, опуская голову вниз, разглядывая свои кроссовки. – Чем планировала занять себя? – обернувшись, увидел на ней новый костюм, улыбнулся, одобряя его.
– Я взяла книгу. Но мне не хочется читать, – она говорила размеренно, слегка задумчиво.
– Сегодня удивительная ночь, – произнес я то, что давно крутилось в голове.
– Странная, – озвучила она еще одни мои мысли.
Мы вернулись в ординаторскую. Я взял в руки остывшую кружку, неприятно кольнуло в кожу и в душе. Посмотрел на севшую напротив медсестру. Каролина закинула ногу на ногу, брюки костюма немного задрались, открывая миру щиколотки девушки. Она придвинула к себе сумочку, с неприятным шумом раскрыла её и обеими руками залезла внутрь, словно совершала там операцию на органах желудочно-кишечного тракта. Я непроизвольно поморщился, опуская глаза в пол. Руки желали скорее отделаться от надоедливой холодной кружки, потому она плавала между мной и столом, мучимая моими верхними конечностями.
– Почему Элвина не смогла прийти на дежурство? – спросил я, собираясь с мыслями для того, чтобы начать серьезный разговор.
– Она сказала, что у её матери вчера ночью болело сердце. Потому она не захотела оставлять её одну, – Каролина наконец завершила «операцию» и вынула книгу.
– Почему она всё никак не положит мать в больницу? – некоторое чувство гордости возникло у меня за это слово.
– Возможно, думает, что никто не в состоянии помочь ей, – девушка пожала плечами и положила на колени шапочку.
Мне чрезвычайно сильно хотелось ответить, но я знал, что высказывать свои мысли ей не имело смысла: они её не касаются. Позже сам поговорю с Элвиной. Пусть не думает, что я ни на что не способен.
– Знаешь, я хотел тебя спросить кое о чем, – сказал я после некоторого молчания.
– Правда? – удивление подал только голос.
– Н даа, – протянул я, наконец отставив кружку. – Помнишь, ты рассказывала о двух влюбленных?
– Что-то не припомню такого, – шикнула она, опуская глаза и раскрывая книгу.
– Это было давно, но вряд ли ты забыла ту «легенду».
– «Легенду»? –
