сочные звуки ударов (работает козёл). Короче, психушка.
С кого начинать, вопроса не было: черенком лопаты я отогнал собаку, после чего Глашка утащила козу в сарай. И на том бы конец истории…
Странное совпадение, думал я, возвращаясь к себе. Во сне фигурировал козёл. И здесь, наяву – козёл. Случайность или знак свыше? Не слишком ли много козлов на единицу моего многострадального мозга?
Впрочем, эти мысли, конечно, были не всерьёз. Выверты ментовского юмора, чтоб их всех.
– Митрич, тормозни! – позвал меня дядя Витя, когда я возвращался с утренней пробежки. Он стоял у себя, по ту сторону металлической оградки, лишь голова торчала над пиками. Тоже сосед, но если Глашин участок примыкает к моим четырнадцати соткам с задов, то этот симпатичный мужичок жил напротив.
– Припозднился ты сегодня, – констатировал он для затравки разговора. – Раньше по тебе можно было проверять часы.
– Не поверишь, проспал.
– Проспал – это хорошо, – произнёс он мечтательно. – Богатырский сон, целебное безделье… Я-то, грешный, бессонницей маюсь.
– А ты, дядь Вить, за мной пробегись, днём заснёшь, как младенец.
– Ну да, ну да. Убежал от бессонницы, прибежал к инфаркту, убежал от инфаркта, прибежал к инсульту…
Кокетничал сосед. Здоровяк был почище меня; врача, небось, только в кино видел. Невысокий, коренастый, этакий чурбачок на коротких ножках. С пивным животиком, но это простительно. Был он, кстати, моим ровесником, посерёдке между пятьюдесятью и шестьюдесятью, однако ж я звал его дядей Витей, – привык. Его так, впрочем, все в Озерцах звали, даже старики за семьдесят. То ли из уважения, то ли наоборот. Во всяком случае, в двухтысячном году, когда я сюда перебрался, «дядей Витей» он уже был.
– Не обижайся, Митрич, просто смотреть на тебя завидно. Волевой ты мужик.
– Какой там волевой? Армейские привычки – это наркотик. Гимнастику утром не сделал – весь день чего-то не хватает.
– А не лучше по старинке – дров наколоть, землицу вскопать? – пожурил он меня как бы в шутку.
– Дом вырастить, яблоню построить, – продолжил я мысль.
– Яблоню мою не тронь, – погрозил он пальцем.
– Боже упаси, – ужаснулся я. – Как можно!
Дружно посмотрели на его яблоню (деревце ненамного выше меня). Высадил её дядя Витя три года назад и относился, натурально, как к дочери. Говорил, редкий элитный сорт под названием «Энигма», чем страшно гордился. Ухаживал с фанатичным прилежанием: чуть не каждый день выпалывал сорняки, рыхлил землю, кормил, поил и что там ещё. И вот, в этом сезоне яблоня подарила хозяину первый и единственный плод. Дядя Витя был счастлив. С восторгом хвастал, мол, этот сорт плодоносит обычно с пяти лет, а «моя девочка» уже в три готова…
Крона деревца была накрыта сеткой – от птиц.
– А если доберутся и склюют? – предположил я.
Он
