уже шесть-семь лет, продолжалась и сейчас. Говорили, что даже во время поездки по Испании летом 1934 года (про этот вояж много писали и в испанских, и во французских газетах) любовница тайно следовала за семейством Пикассо, останавливаясь в небольших гостиницах неподалеку, в то время как знаменитый художник, его законная жена и сын, вместе с шофером «испано-сюизы», одетым в старомодную ливрею, вместе с горничной и бонной, носившими накрахмаленные фартуки и чепцы, – жили в самых дорогих отелях Барселоны и Мадрида. Может, Ольга узнала об этой унизительной клоунаде и разъярилась, подала на развод, поклявшись разорить мужа?
А знает ли Ольга о тайне, которую теперь знает Саб?
В любом случае двойная игра окончена: в парижской мастерской художника хозяйничают юристы и судебные приставы, натравленные Ольгой. Ее адвокат, согласно французским законам, перед разводом потребовал скрупулезной описи имущества, и Пикассо теперь придется отдать жене половину недвижимости, половину непроданных картин, рисунков и скульптур, его счета в банках тоже арестованы. Пикассо обязан ходить в суд, давать показания об обстоятельствах своей измены, слушать обвинения и проклятия жены.
В начале осени тридцать пятого Саб по-прежнему помогал Инес, ездил с ней и с сыном по врачам, ухаживал за малышом, но относился теперь к этому так, словно читал о собственной семье в книге: более спокойно и отстраненно, чем раньше. И наоборот, перипетии судьбы Пикассо будто стали его собственными. Он часто бродил в барселонском квартале Баррио Кино, оттуда шел на улицу Консуэло, где у него когда-то была своя маленькая квартира, затем поднимался в бедный квартал Рьера-де-Сан-Хуан, где у Пикассо в те же времена была студия.
Родители Саба, люди религиозные и болезненные, его баловали, он вырос в любви и ласке, но боялся окружающего мира – так же как боялись его и родители. Саб стал сиротой еще подростком, и это потрясение увеличило его страхи. Дом, где рос Саб, достался его теткам по отцовской линии, те устраивали свою жизнь, заводили романы, выходили замуж и рожали детей, и к семнадцати годам Жауме Сабартес был полностью предоставлен себе. На деньги, оставшиеся на банковском счете его матери, Сабу купили квартиру, и он туда переехал, когда поступил в университет. Дружба с веселым, сильным Пабло Руисом – тогда Пабло еще не был Пикассо, фамилию матери он выбрал своим псевдонимом несколько лет спустя – вытащила Саба из трясины страха и одиночества. Он хоть и не научился хохотать так, как умел хохотать молодой Пабло, но стал иногда улыбаться.
Тридцать пять лет назад по утрам Саб выходил из своей квартиры, проходил этим же путем, шел к Пабло, будил его, они спускались в кафе, завтракали, потом возвращались в студию. Пикассо начинал работать, а Саб пытался написать стихотворение, читал книгу или просто наблюдал. К вечеру они шли гулять и разговаривали подолгу, иногда Саб провожал Пабло до ворот веселого дома в Баррио Кино, там художника встречали как своего. Саб публичными
