style="font-size:15px;"> Андрей толкнул тяжелую дверь, и она заскрипела. Он подумал, что никогда раньше не слышал, что дверь скрипит, – не было нужды подходить к этому зданию в одиночестве и тишине.
Внутри было прохладно и пусто. Справа собранием рогов охотника на оленей тянулась пустая раздевалка, дверь в швейцарскую была открыта, но комната пуста. Андрей поднялся на второй этаж, заглянул к себе в класс. Его парта была второй в дальнем ряду. На черной доске почему-то написано «Кроликъ опочилъ». Может, пройти и сесть за свою парту? Глупо – а вдруг кто-нибудь зайдет и увидит.
Андрей прошел дальше, заглянул в актовый зал. От пола до потолка возвышался портрет Александра Благословенного, именем которого была названа гимназия. Александр был в высоких ботфортах, белых лосинах и без головного убора. Вид у него был глуповатый, о чем раньше Андрей никогда не смел догадываться. Андрей непроизвольно взглянул вверх. Там висела громадная тяжелая люстра. Именно с ней было связано его преступление в третьем классе. Тогда в зале заседал учительский совет, решавший вопрос об исключении Коли Беккера, друга Андрея, который учился классом старше и был пойман на тяжкой гимназической провинности – он подделал подпись классного наставника в дневнике, потому что трепетал перед своим отцом. Надо было совет сорвать, и они с Колей не придумали ничего лучше, как забраться на чердак, потому что знали, что один из болтов, крепивших люстру к металлической пластине, выпал и сверху можно заглянуть в зал. С собой они взяли пакет нюхательного табака и высыпали его в зал, полагая, что расчихавшиеся педагоги сами прервут роковую встречу.
Именно в тот момент сам директор, толстый низенький Федор Федорович Карабчинский, поднял, скучая, голову и увидел, как порошок тучей опускается вниз. Злоумышленников поймали, а так как Коле Беккеру и без того было достаточно неприятностей, Андрей взял всю вину на себя. Директор отвез его на извозчике домой и, стоя в воротах дома и держа Андрея за руку, кричал выбежавшей тете Мане:
– Больше он в мою гимназию ни ногой!
А отважная тетя отвечала, блестя пенсне:
– Простите, господин Карабчинский. Это не ваша гимназия, а казенная. Я оставляю за собой право обращаться к попечителю…
Андрей вежливо поклонился лукавому императору и сказал:
– Боюсь, что больше нам с вами не встретиться.
Император не ответил. Да и будет ли император отвечать вчерашнему гимназисту?
Андрей прошел в конец коридора и толкнул дверь в библиотеку.
Грудзинский был у себя. Его шаткий стол был придавлен двумя стопками книг, в ущелье между которыми блестела его склоненная лысина. Андрей поздоровался.
– Здравствуйте, Берестов. Я убежден, что ваша тетя заставила вас принести книги. Иначе бы я вас так и не увидел.
Грудзинский поднял голову, отложил школьную ручку и рассмеялся. Кончики длинных усов колыхались от смеха. Грудзинский был из ссыльных поляков,
