к телефону, а потом назад к анкетам – алле гоп! – и все пункты заполнены.
– А картинка?
Рюб пожал плечами.
– За рамкой и стеклом – окошко в стене. Пока испытуемый пишет, я успеваю вытащить мост и вставить гору.
– Ну уж и напридумали! Только зачем?
– Чтобы посмотреть, как вы реагируете на невероятное, – пояснил Россоф. – Некоторые просто не в состоянии его переварить. Они исходят из того, что все вещи неизменно таковы, какими им надлежит быть, и каждая ведет себя так, как ей раз и навсегда положено. И если вдруг этого не происходит, их чувства буквально капитулируют, выходят из повиновения. За этим столом их ждет полный крах. Дон, которого вы встретили внизу, был одним из таких – пришлось дать ему успокоительное даже после того, как он узнал, что с ним произошло. Вы же доверяете прежде всего внутренним ощущениям, а не внешним впечатлениям. Вы знаете то, что знаете. Пойдемте ко мне в кабинет, выпьем кофе. Или чего-нибудь покрепче, если хотите. Вы вполне заслужили выпивку…
Кабинет Россофа находился дальше по коридору, за углом; у двери висела табличка «Лазарет». Россоф толкнул дверь, пропуская Рюба и меня вперед, – дверь была шире обычной, и помещение действительно напомнило мне больницу. Большая комната без окон, с освещением через крышу; письменный стол, ряд плетеных стульев у стены, флюорографический аппарат, таблица для проверки зрения и, по-видимому, портативная рентгеновская установка.
– Теперь все будет честно, без фокусов, обещаю вам, Сай, – сказал Рюб. – То был первый и последний раз.
– Ничего страшного.
Мы проследовали в небольшую приемную; у шкафа с выдвижными ящиками стояла медсестра в белом халате и перебирала папки в верхнем ящике. В зубах она держала авторучку и улыбнулась нам, как сумела; Рюб сделал вид, будто хочет шлепнуть ее по мягкому месту, а она сделала вид, будто поверила в его намерения и испуганно увернулась. Сестре было под сорок – крупная женщина, привлекательная и добродушная, с сильной проседью в волосах.
– Сахар? Сливки? – спросил Россоф, как только мы оказались у него в кабинете, и направился к низкому журнальному столику, где стояла плитка, а на ней стеклянный кофейник. – Надеюсь, что вы откажетесь, поскольку ни сливок, ни сахара у меня нет.
– Мне, пожалуй, черного, – ответил Рюб, усаживаясь в кресло. – А вам, Сай?
– Сойдет и черный.
Я сел на стул, обитый зеленой кожей, и огляделся. Комната была большая, прямоугольная и тем не менее уютная – мне она сразу пришлась по душе. На полу лежал серый ковер, а стены были оклеены обоями с веселым красно-зеленым рисунком. На одном конце рабочего стола доктора громоздилась куча книг и бумаг. С другой стороны от пола до потолка высились книжные полки, и, подавая мне чашку кофе, Россоф заметил, что я обратил на них внимание.
– Подойдите поближе, если интересно, – предложил он.
Я встал и подошел
