себя в зеркало: никакой трухлёй он не был, обманывала бабка! Мышцы твёрдые, щёки не обвисли, лицо без прыщей и рост подходящий. Конечно, не такой, как у Корнеюшки, но как говорили учителя – «выше среднего»!
Возвращаясь в сад, он слышал, как Досифея Павловна продолжает жаловаться на него кустам и деревьям:
– …жили мы с Корнеюшкой, не тужили, и никто нам чистотой своей глаза не колол. Ишь, собаку старую он жалеет! А она, собака эта, Корнеюшку одного разу чуть в шматки не порвала. Да что я вру! Чуть до смерти бедолагу не загрызла. За это самое её на живодёрню, видать, и взяли…
Когда бабку уж совсем доводил до белого каления, тыкал в неё пальцем и обещал, как ту собаку, свести на живодёрню брат Корнеюшка, – Досифея Павловна начинала плакать. А потом снова и снова рассказывала жалевшему её Тише историю рясофорного монаха Досифея. Слушал её Тиша, раскрыв рот.
– …да ведь не просто монахом он был, пойми! А был он – монах-девица! Хоть и выдавал себя за паренька. Всю эту историю народу только года два-три назад открыли. И пока не всё об этом деле в подробностях известно. Мне на ушко батюшка наш, отец Кит, рассказал. Ну, ты ведь знаешь: на самом-то деле он отец Тит. А только ещё в совецкое время наши прихожане Китом его прозвали. За шумный дых и тушу огроменную. Вот отец Кит мне и сообщил секретно, а я сперва Корнеюшке, а теперь тебе пересказываю. Сама не знаю, зачем вам, несмышлёнышам, про это говорю. Особливо тебе, трухлявенькому. Хотя, нет. Знаю, конечно! Думаешь, Досифею Киевскую я понапрасну вспомнила? Ан, нет! Глядя на тебя, вспомнила. Ты ведь тоже девчушкой с виду кажешься! И вроде ты сильный, но уж больно тонко выточен. Когда на уроке ритмики мазурку танцуешь, того и жди, надвое переломишься. Вот кабы тебе росточку – был бы прямо баскетболист небесный! А? Слышишь? Шлёп-пошлёп корзинка небесная, шлёп-пошлёп! Мячик наш, земля наша, – вверх! – закатывала глаза бабка-тренер. – И ты тоже вверх, вверх! И вот уж ты, Авелёк-стеблиночка, на Луне стоишь. Мячик наш земляной, мячик в сто тысяч раз уменьшенный, ловишь. А потом этим мячиком в сетку небесную, в сетку баскетбольную – шорх! Р-раз – и бросок на последних секундах! Баззер-биттер – и квит! Базер-биттер – и мяч в корзине. Ну? Хоть теперь-то услыхал звук небесный? Самый усладительный для сердца звук это…
– Я ведь, ба, в баскетбол не играю.
– А был бы повыше росточком – я б тебя туда взяла. Как братца твоего, Корнеюшку. Ему только четырнадцать, а он уже под метр девяносто вымахал.
– У него метр восемьдесят шесть, ба.
– Всё равно. Главное – баскетболист растёт! Ты б пришёл, глянул, как он играет. Джампер раз, джампер два!
– Что такое джампер, ба?
– Бросок в прыжке. Только он, Корнеюшка, на небесного прыгуна не больно-то машет. Синегубый, черноволосый… И ходит вперевалочку. Прямо-таки пеликан цыганистый! И что хуже всего – флоп за флопом у него, флоп за флопом!
– А флоп это что?
– Что, что. Симуляция! Симулянт он природный, твой Корнеюшка. Хоть и баскетболист от Бога. А
