есть ты не получал ни поддержки, ни страдания?
– Ну, как сказать, – он фыркнул точно пес. – Тебя чем лучше наречь: помощью или неприятностью?
Я невольно улыбнулась, но улыбка быстро сползла с губ.
Густой лес обратился в непроходимую чащу. Исчезла зелень и солнечный свет. Ветки что костлявые пальцы били по лицу и плечам. Палая листва хрустела под ногами. Деревья переплетались корнями. Я исцарапала щеки и прорвала свитер. Ну всё, Аня, теперь тебе одна дорога – на паперть. Сядешь у ворот и попросишь хлебушка – и получишь заслуженного пня от других работников прибыльной сферы.
Горло отекло без воды, и я глотала вязкую, липкую слюну. Голова шла кругом.
– Давай поторопимся. – Сквозь туманный шепот пробрался голос Ричарда. – Я знаю этот лес. Скоро поредеет, тогда и остановимся.
Как можно знать то, что не имеет ни протоптанных троп, ни указателей, ни каких-либо опознавательных знаков?! Я вот в трех осинах путаюсь. Странный человек, непонятный и подозрительный. Пускай других попутчиков на примете нет, но не могла же я довериться ему безоговорочно. Как минимум, один вопрос оставался открытым:
– За что тебя хотели казнить?
– А что? – с раздражением. – Охота утолить нездоровое любопытство?
– Ну, мне просто очень хотелось бы узнать о…
– То есть утолить любопытство, – не дослушал этот мрачный типчик. – Хорошо. Я тебя нисколько не обманывал. Я убил пятерых человек. Трех безоружных мужчин и двух женщин.
Минутой назад казалось, хуже уже случившегося быть не может. Да конечно! После этого спокойного заявления появилось желание сбежать. Улепетывать по чаще куда глаза глядят.
– Но… За что?
– Мне нравится убивать. – Спутник обернулся ко мне, прищурился и скривил губы в жуткой ухмылке. – Стало легче? Не переживай, красота, ты спасла мою жизнь, а я сохраню твою.
И он словно в насмешку провел холодным пальцем по моей шее. Меня затрясло. Он… он продолжит убивать.
Ричард развеселился не на шутку. И с удовольствием начал перечислять, что да как. Рассказал про предрассветный сумрак и окраину села, про спящую семью, и про то, как в их доме пахло молоком. Про женщину, бьющуюся в агонии, и мужчину с раскроенной головой. И про волосы на топоре, и про пятна крови по полу.
– Пожалуйста, хватит! – Я заткнула уши. – Не рассказывай… об этом…
Он не ответил. Но молчание, раньше тяжелое, стало спасением.
***
Первыми не выдержали ноги. Они вспухли и болели, точно закованные в кандалы. Каждый шаг давался с трудом. И это ещё повезло, что в деревне почетной чужеземке выдали ботинки из грубой кожи взамен её старых домашних тапочек. Думать о том, каково Ричарду, идущему босиком, мне не хотелось. Да и вообще не хотелось думать о нем! Будь моя воля – я бы сбежала. Но неизвестно что лучше: помереть от обезвоживания и голода или в объятиях маньяка.
Он обо мне тоже не думал и не обернулся ни разу. Не говорил, не спрашивал,
