И ей начинало казаться, что он, возможно, прав, и даже в большей степени, чем сам думает.
– То есть лучше, как ты, смириться с тем, что благие поступки невозможны, и жить дальше, лишь для себя? Какое блестящее оправдание для того, чтобы избавить свою душу от сострадания и стремления помочь кому-то еще.
– Да, именно так! – распалялся Духовлад все больше, он уже быстро ходил по комнате, размахивая руками и крича: – И что из того, что я не обманываю себя, не внушаю себе мнимых ценностей и целей? Когда же ты поймешь, что не тебе решать, что хорошо, а что плохо для других? За одними и теми же словами могут стоять совершенно разные значения. То, что ты называешь жестоким, я называю милосердным, и наоборот. И ты не можешь доказать мне, что ты права, а я нет. Не существует никаких ценностей и принципов, их придумали и навязали себе вы сами. И я не собираюсь жить по этим выдумкам, по вашему указу. Так скажи же мне, Сейвина, – он остановился и посмотрел на нее, – что ты замышляешь?
«Правильно, – задумалась Сейвина, – все остальные должны жить по твоему указу, так тебе нравится намного больше».
– Что ты затеяла? – вновь закричал Духовлад так грозно, что Сейвина вздрогнула и отпрянула от него.
– Ничего не затеяла, – ответила она как можно более ровным голосом. – Мне было просто интересно узнать о последних вестях…
Потеряв терпение, Духовлад невидимыми руками стиснул ее за плечи и бросил в стоявшее позади нее кресло со всей силы. А далее вжал ее в стенки кресла, обездвижив. Сейвина чуть не потеряла сознание от столь мощного проявления гнева мужа. Таким она его почти не знала; однако память быстро начала рисовать мгновения из далекого прошлого, до заключения их брачного союза. Именно таким он и был когда-то, не для нее. Внутри ее скрутило от неподвластного ей приступа страха перед сильнейшим из баллинов.
– Зачем ты интересовалась всем этим, когда я запретил тебе даже думать о людях и их войне? – спросил он так жестко, что Сейвина почувствовала себя самой большой нарушительницей на свете.
– Я надеялась упросить тебя помочь Велибору, заступиться за его землю.
– В последний раз тебе говорю: никаких людей! Чтобы я не слышал о них больше! Ты отдала бразды правления мне, и назад их просить спустя столько сотен совершенно глупо. Не стой у меня на пути!
Сейвина выдавила из себя заверения в отказе от вмешательства в его дела, а также дальнейших попыток влиять на него. Казалось, Духовлад немного утихомирился. Сейвина же, засыпая, видела перед глазами прежнего Духовлада, еще не поменявшегося ради нее. Каким же отталкивающим он тогда был. А еще она думала о том, что если бы не эта уродливая сцена, и если бы Духовлад не потерял самообладание сейчас, она бы скорее всего оставила свой замысел. А теперь ей не терпелось дождаться того мгновения, когда утром он уйдет из дома, чтобы нарушить свое слово.
На следующее утро Сейвина проснулась непривычно рано, когда Духовлад еще только одевался. Но она притворилась
