переправляли вплавь, людей – на лодках, плотах и пароме.
Немецкая артиллерия и авиация усиленно бомбили наш берег, но город не трогали.
Мы явились в указанное время всем батальоном. Нас тут же расформировали. Рядовых и младших командиров определили в пополнение разных воинских частей. Выражали недоверие: был в окружении. Офицеров обвиняли в трусости и чуть ли не в измене Родине. Грозились всех судить военным трибуналом. После проверки и угроз начальства вечером собрали нас всех в большом зале заседаний в доме Совнаркома республики. В президиуме сидели генералы, прочие военные и гражданские. Кошкин шептал мне: «Вот объявят нас врагами народа. Выведут и расстреляют. Какие мы с тобой дураки. Вместо кубиков надо было нацепить угольники, и поминай как звали».
«Все может быть, Степан, но нас стрелять не за что, – ответил я. – Мы немцам в плен не сдались. Бежали от них честно. Поэтому свои кубики на треугольники менять не собираюсь. Будь что будет. А если были в окружении, то это ничего пока не значит. Может быть, и Рига со всеми нашими судьями окажется в окружении, если не сегодня, то завтра».
«Ты не прав, Илья, – зашептал Кошкин. – Все они улетят из Риги, а мы с тобой снова окажемся в окружении».
Выступил начальник политотдела 8 армии. Он коротко, но доходчиво рассказал о событиях. В конце речи сказал, что немцы уже просочились в город, и вряд ли мы сумеем его удержать.
Вторым выступил командующий 8 армией Собенников. Он обвинял старших офицеров в трусости, неграмотности и так далее. Требовал налаживания дисциплины, сплоченности, бить немцев, где бы они ни встречались. В конце речи сказал: «Наши отважные воины храбро сопротивляются, вступают в неравный бой с фашистскими захватчиками и выходят победителями. Указом Президиума Верховного Совета СССР за проявленную отвагу, мужество и геройство награждены медалью «За отвагу» следующие присутствующие здесь офицеры. Более 100 человек». В списки была занесена фамилия Кошкина, его наградили орденом Красной Звезды. Среди награжденных был и я. Командующий лично вручал награды.
Нас с Кошкиным послали в родную мотопехотную бригаду, штаб которой находился в Риге, на том месте, где был до войны.
Вечером Рига не походила на довоенную. На улицах было пусто и темно. Большие дома неосвещенных улиц напоминали средневековые крепости. Все население словно вымерло. Ни души. Только патрульные группы, в основном моряки, нарушали мертвую тишину. За Даугавой резко обозначилась линия фронта немцев. В воздухе беспрерывно висели сигнальные и осветительные ракеты, разрезали очереди трассирующих пуль. «Какая иллюминация, какая красота!» – сказал Кошкин. «Тебе красота, а десяткам миллионов слезы», – сердито сказал шедший рядом старший лейтенант из новобранцев. Ответить было нечего. Шли мы группой в свое расположение. Нас строго предупредили: менее пяти человек ходить по городу запрещено. Латыши-предатели на каждом шагу делали открытые вооруженные вылазки.
Наша
