Именно поэтому человек гораздо более уверен в существовании самого себя, чем внешнего мира; он может сомневаться во внешнем мире, но не в существовании самого себя (так отвечает Лейбниц на проблему сомнения, стоявшую перед Декартом). Поэтому материя есть не что иное, как созерцание монадой своих границ. Когда душа, как монада, созерцает границы самой себя, то все, что выходит за границы этой монады, понимается ею как материальный внешний мир. Поэтому представление о своей границе есть представление о другом. А поскольку монада нематериальна, то другое должно представляться как отличное от нематериального, т. е. как материя. Когда монада сознает себя и свою деятельность, то она имеет ясное представление; когда она сознает границы себя, она представляет себе материю как нечто другое. Поэтому материя есть темное представление – представление, которое существует внутри монады, но представляется как нечто, якобы воздействующее на монаду извне. Но на монаду ничто не воздействует, она не имеет окон.
Здесь нет никакого противоречия: мы видим внешний мир, но познание внешнего мира заложено в нас самих. Мы знаем, какие противоречия возникают при допущении существования внешнего мира: как раз именно в этом случае оказывается невозможным познание внешнего мира. Как душа может познать то, что душой не является? Как дух может познать материю? Ведь подобное всегда познаётся подобным – этот принцип является основным принципом философии (как и принцип тождества бытия и мышления). Поэтому познание всего мира содержится в самой душе. Даже более того, если бы монада имела в себе окна, то не было бы такого понятия, как сила. Воздействие одной силы на другую изменяло бы обе силы. Но сила не может меняться, она существует как таковая; существует сложение сил, их равнодействующая, но одна сила другую изменить не может. Поэтому все монады существуют как не имеющие окон, каждая монада знает лишь себя и свои собственные представления – и больше ничего.
Как же мир существует при таком «эгоизме» монад, ведь можно подумать, что каждая монада действует, как ей захочется, но тем не менее мир существует в виде гармоничной взаимосвязи вещей.
На этот вопрос Лейбниц отвечает при помощи предложенной им теории предустановленной гармонии, суть которой состоит в следующеем: гармония мира, в котором монады существуют совершенно независимо друг от друга, возможна лишь в том случае, если существует некое Высшее Существо, которое их упорядочивает. «Эта система предустановленной гармонии, – пишет Лейбниц, – дает новое, до сих пор еще неизвестное доказательство бытия Божия, так как совершенно ясно, что согласие стольких субстанций, из которых ни одна не имеет влияния на другую, может происходить только от одной общей причины, от которой они все зависят, и что она должна иметь бесконечную силу и мудрость, чтобы заранее установить все эти согласия»[125]. В рамках лейбницевской теории предустановленной гармонии каждая монада действует в соответствии только со своими представлениями, но все
