а не играть в Робин Гуда и не хлестать пиво на ночь. Второй приступ за день, это уже… это уже… И тут, чуть повернув голову вбок, он в который раз похолодел душой и телом. Все-таки это уже того… действительно перст судьбы. И не просто так он второй раз за день валится с ног. Это все же рок какой-то укладывает его на обе лопатки, с тем чтобы дать возможность расслышать…
Не дураки были наши далекие предки, что припадали ухом к земле, выслеживая вражескую конницу, ох не дураки. Владимир услышал не только отчетливые звуки борьбы и сдавленных ругательств, но и увидел суетливое мельтешение чьих-то ног в соседнем с ним ряду. В узкую, почти у самой земли, щель в ржавой автомобильной двери отчетливо просматривались четыре пары мужских ног, которые без устали сновали взад-вперед. Они словно исполняли ритуальный танец, кровавый смысл которого был слишком понятен.
Куда опять подевалась его боль, одному богу было известно. Но в соседнем ряду он очутился минуты три спустя.
– Эге-гей! – крикнул он громко и для чего-то захлопал в ладоши. – Господа, попрошу внимания!
Именно так он входил в свой офис в той, прежней, благополучной жизни. Именно так всегда смотрел на своих подчиненных: чуть свысока, чуть иронично и почти всегда снисходительно. Даже когда ему совсем нечем было их порадовать, даже когда новости были из разряда «плохих» и «очень плохих». Он всегда смотрел на них так. И это всегда срабатывало. Ему даже не нужно было повышать голоса. Упаси бог кричать! Персонал смотрел ему в рот и ловил каждое слово. Это всегда срабатывало тогда. Как-то пройдет это сейчас?..
Их было четверо. Здоровенные ребята. Распаленные и возбужденные, они на мгновение отступились от своей жертвы и теперь, выталкивая из ходивших ходуном легких клубы воздуха, настороженно взирали на непрошеного гостя.
Тот самый электрик, что забрал у него сверла да так и не вернул. В распахнутом на груди бушлате, с непокрытой головой и почти расстегнутыми штанами.
Двое незнакомых парней, совсем еще молодых, с испещренными татуировками запястьями. С ними все понятно…
И еще один. Этот был охранником. Их заводским охранником. Ему Володя собственноручно подписывал табеля. Ловил на себе его подобострастные взгляды и улыбки, когда закрывал глаза на его прогулы и опоздания. Теперь он был в стане врагов и, видно, перетрусил больше всех. Это было много хуже первых трех.
Маши он за их спинами не увидел. Но, судя по ее отчаянным судорожным всхлипываниям, она была жива. Это уже хорошо.
Ее напарница, почти свернувшись клубком, присела на корточках в метре от него. Плечи ее вздрагивали то ли от страха, то ли от рыданий. Володя склонялся к первому.
– Ходи мимо, – сдавленно пробормотал один из молодцов в наколках. – Не твой базар, не лезь.
– Ты бы это… правда… Николаич, шел бы от греха подальше, – встрял второй скрипкой охранник, облизнув судорожно подрагивающий рот.
Вот эти судорожно
