вторая
Это была дыра Пода… ворота в его крепость… вход в его дом. Не думайте, что дом был поблизости от часов, вовсе нет. К нему вели длинные, тёмные и пыльные переходы с деревянными дверцами между балками и металлическими воротцами против мышей. Чего только не использовал Под для этих воротец: створку складной тёрки, крышку от шкатулочки для монет, квадратные кусочки дырчатого цинка от старого ящика для хранения мяса, проволочную хлопушку для мух… «Я вовсе не боюсь мышей, – не раз говорила Хомили, – но запаха их не выношу». Напрасно Арриэтта просила позволить ей завести мышку, маленького мышоночка, которого она выкормила бы с рук… «как Эглтина». Хомили сразу же начинала грохотать крышками от кастрюль и восклицала: «И вспомни, что с ней случилось!» – «Что? – всякий раз спрашивала Арриэтта. – Что случилось с Эглтиной?» Но на это никто не давал ей ответа.
Только Под знал дорогу к дыре под часами – не дорога, а настоящий лабиринт. Только Под умел открывать воротца. На них были сложные задвижки-застёжки, сделанные из заколок для волос и французских булавок, и только Под знал их секрет. Его жена и дочка вели жизнь без тревог и забот в уютной квартирке под кухней, далеко от опасностей, которыми мог грозить дом над их головой. В кирпичной стене ниже уровня кухонного пола имелась решётка, сквозь которую Арриэтте был виден сад – кусочек гравийной дорожки и клумбы, где весной цвели крокусы и куда ветер приносил лепестки с цветущих деревьев. Позднее там расцветал куст азалии, и иногда прилетали огромные птицы: что-то клевали, резвились, а порой дрались.
«Ну виданное ли это дело – часами сидеть и глазеть на птиц! – ворчала Хомили. – А когда мне что-нибудь от тебя нужно, тебе всегда недосуг. В моём доме, у моих мамы и папы, не было никакой такой решётки, и слава богу! Ну-ка сбегай принеси мне картошки».
Так она говорила и в тот день, когда, прикатив картофелину из кладовой по пыльному проходу под половицами, Арриэтта сердито пнула её ногой, так что та влетела в кухню, где Хомили что-то готовила, наклонившись над плитой.
– Да что это с тобой?! – воскликнула она сердито, оборачиваясь к дочери. – Ещё немного, и я оказалась бы в кастрюле с супом. И когда я говорю «принеси картошки», я имею в виду именно «картошку», а не картошку.
– Откуда я знала, сколько тебе нужно, – пробормотала Арриэтта, а Хомили, возмущённо фыркнув, сняла с гвоздя на стене половинку сломанных маникюрных ножниц, чтобы срезать кожуру, и проворчала:
– Ты погубила эту картофелину, и мне пришлось её очистить, поэтому откатить назад не получится.
– Подумаешь, важность, – пожала плечами Арриэтта. – Да их там целая куча.
– Вы только послушайте её! Целая куча! Да понимаешь ли ты, – серьёзно и даже торжественно провозгласила Хомили, откладывая «нож», – что твой отец рискует жизнью всякий раз, когда добывает картофель?!
– Я хотела сказать, что у нас в кладовой его целая куча.
– Ладно,
