махивая руками, он был вынужден ухватиться за проходящего мимо мужчину, который не был расположен так же дружелюбно, что стало понятно по его суровому взгляду.
– Мужик ты чего?! – грубо буркнул прохожий.
– Простите, сколько очень, – Мастер поднял руки вверх, сдаваясь на милость незнакомца, а тот, буркнув себе под нос что-то, пошел даль.
Ветер, усилившись, стал наметать снег. Уличные фонари постепенно зажигались через один, но улицу в большей степени освещали витрины магазинов, украшенные к прошедшему новому году. Он остановился у одной из таких витрин. За окном чайного магазина в китайском стиле, наполненного большим количеством ярких бумажных фонарей, он увидел женщину с маленькой девочкой, непослушно елозящей по стойке с товаром. Женщина, видимо, ругалась ее, а та отвечала лишь заливным смехом. Это выглядело умилительно, но невольно возвращало воспоминания сокрытые в глубине его сознания. Воспоминания о собственной семье. Его фокус сместился, и теперь он видел не мать с дочерью, а свое собственное отражение: худой, высокий, с растрепанной копной волос на голове, небритый – сейчас себе он казался таким измученным. На нем было серое пальто, а под ним красный короткополый кафтан, скрывающий черную футболку с белой надписью Doctor W, на ногах были черный джинсы и коричневые туфли.
– И когда вдруг все изменилось? – скорбно произнес он.
Он продолжал всматриваться в себя, как заметил за своей спиной мимолетный блик.
– Попался!– улыбка пробежала по его улицу.
Резко развернувшись на каблуках, он бросается в сторону блика и чувствует, что проваливается в пропасть.
Резкая боль пронзила его колени, на которые он так «удачно» приземлился. Он поднял голову.
– Так, так, так, – произнес он, задумчиво оглядываясь по сторонам.
Совершив прыжок зимним вечером, он приземлился посреди пустынной улицы предрассветным летним утром на много-много лет в прошлом. Мужчина обернулся назад. На месте дома, где располагался чайный магазин, был разбит небольшой парк частного дома. Брюс встал на ноги. Многие дома на этой улице выглядели новыми, а некоторые (как и чайный дом) вовсе отсутствовали.
– Где я оказался? – он еще раз обернулся, но, не увидев ни одной души, решил пройти немного вперед.
Он шел вдоль широкой улицы по серой брусчатой мостовой, то и дело, оглядываясь по сторонам. Он подходил в каждому фонарю, что встречались на его пути, и проверял, потушены ли они. Он прошел еще немного, как, наконец, заметил одиноко метущего улицу дворника. Это был низенький мужичок в черном поношенном сюртуке, розовощекий, с аккуратной бородкой. Вид у него был озабоченный, но вместе с тем он был очень сосредоточен.
– Ах, милейший, как рад я встретить хоть кого-нибудь в этом покинутом Богом месте, – со всем радушие обратился Брюс к незнакомцу.
Тот хмуро окинул его подозрительным взглядом, но все же учтиво поздоровался.
– Простите мой вид, любезнейший. Я вот только сейчас вернулся в город из далека…– как бы извиняясь, сказал Брюс. – Не сочтите меня за сумасшедшего, но… где мы находимся?
– Как где?! – возмутился дворник. – Знамо где. В Москве мы!
– Нет, – с улыбкой произнес Мастер, – это я понимаю. Я имею в виду когда? Который нынче год на дворе… и число? – пояснил он в конце.
– 1812 род от Рождества Христова, – с гордостью заявил дворник, видимо, хвастаясь своими познаниями в летосчислении. – А вот число… Барин, числа не скажу, ибо не знаю. Запамятовал.
Брюсу показалось, что этот фант расстроил собеседника, поэтому он решил как-то увести разговор.
– Не печальтесь. Мне достаточно года, – добродушно ответил он. – Простите, не представился, я – Яков Брюс. Но Вы можете называть меня Мастером.
– Яков Брюс? – с подозрением перестроил старик. – Жил когда-то в Москве такой шарлатан…
– Мы однофамильцы. Но полно. Не стоит наговаривать на честного человека. Сами-то Вы чей?
– Простите. Я Игнат – лакей его сиятельства князя Лопухина.
– Приятно познакомится, Игнат. Скажи-ка, а где сейчас светлейший князь?
– Он… Он уехавши.
– Уехавши? В самом деле? – Брюс задумался. – А куда он уехал?
– В имение свое. За город. Нынче в Москве не спокойно.
– Да, я это заметил. Люд городской по этой же причине по домам сидит?
– Кто мог – тот уехал. Остальные лишь днем иногда нос из дому показывают. Боятся.
– А ты же чего? Тебе совсем не страшно, как я посмотрю.
– А мне без дела сидеть хуже смерти. Так хоть улицу приберу. Дома то все дела поделал.
– А
