нисколько не среагировав на движение в зеркале, отозвался Толик.
– Ничего! Пепельница теперь на столе справа, а не слева! – чтобы не показаться идиотом сказал я. Хотя это выглядело еще глупее.
– Обожаю тебя, дружок, – расхохотался он. – Пойдем лучше выпьем.
Дальше все было как в тумане. Толик что-то рассказывал. Играла музыка. Незаметно опустился вечер и Толик исчез. После его ухода я еще долго полулежал в кресле и оплакивал свою съехавшую крышу. Было смертельно обидно потерять ее так, на ровном месте, в таком молодом возрасте. Через какое-то время я полностью погрузился в объятия Морфея. Царь сна так навалился на меня, что рассуждения о моей беде быстро сменились глупыми картинками эфемерных сновидений. Откуда-то из потаенных мест сознания доносился лишь голос: «Все будет нормально! Завтра воскресенье. Тебе надо поспать».
Под утро мне приснился странный сон. Прямо перед пробуждением. Мне приснилась черная «Волга», а в багажнике рубленые кони. Они лежали ровными рядами, будто их порубила адская машина. А по небу плыли боксеры в трусах с окровавленными лицами. С них лил пот, вперемешку с кровью и слезами, опускаясь на землю обильным дождем. В многочисленных лужах, проплывавшие по небу, отражались воздушными змеями. В машине на заднем сидении сидел голый мальчик. Он медленно курил сигарету, но вместо дыма выпускал мыльные пузыри. Задняя часть салона была отделена от передней стеклянной перегородкой. Передняя наполнена водой и там, как в аквариуме, плавали рыбы. Вокруг все было почти черно-белым. Как будто на телевизоре в меню кто-то приглушил краски. Все это действо сопровождалось трагическим звуком одинокой виолончели. Как странно порой на нас действуют сны, думал я, анализируя сновидение после пробуждения. Ты просыпаешься и пытаешься вспомнить все детали. Думаешь о нем. Снова и снова прокручиваешь в голове сюжет, пытаясь понять, уловить логику в этом абсурде. Сон влечет твои мысли как нечто мистическое, но это влечение сильно пока свежо. Потом оно отпускает тебя. Часто сон вообще забывается. Бывает, что память удерживает его совсем недолго. Буквально несколько секунд. Спросонья тебе кажется, что ты его уже не забудешь, а через мгновенье он просто испаряется. Не оставляя следа. Так, что даже не за что зацепиться. Страшно подумать, что сказал бы о моем сне Зигмунд Фрейд. Или как его избито называют «дедушка Фрейд». Так обычно говорят те, кто имеет самое отдаленное представление о деятельности этого незаурядного психоаналитика. Мое физическое состояние, в котором меня застал новый день, было, мягко говоря, критичным. Сначала я пытался высвободиться из позы эмбриона, в которой, по всей вероятности, проспал всю ночь. Когда же мне удалось выпрямиться, я понял, что глоток прохладной воды может быть вкуснее всех шоколадок на свете. Казалось, из семидесяти процентов воды, из которой состоит человек, в это похмельное утро во мне осталось максимум десять. Виски было качественным, но его количество превысило тот лимит, при котором утро после него проходит с минимальными потерями. Живительные пузырьки минералки, которую я уже поглощал через секунду, наполнили мой организм силой, поборовшей на время интоксикацию. Затяжным глотком, я выдул почти всю бутылку. Желудок уже был полон, но рот ненасытно требовал
