и присела. – А твой друг так и не пришел?
Она сказала «твой»! Это меня больше чем поразило. Но, с другой стороны, я знал теперь о ее жизни столько, сколько может знать о ней лишь человек, с которым она давно на «ты». И это тоже надо принять спокойно. Здесь неуместны ни американская эмоциональность, ни северная сдержанность, ни восточная слащавая улыбчивость, за которой, как позади восточных базаров, кроется лишь сыпучий песок.
– Может, мы что-то перепутали! – допустил я, не желая признаться в том, что упоминание о друге было простым детским обманом.
И вдруг в кафе вошел Вацлав. Увидев нас, он прямиком направился к столику.
Ирина вспорхнула со стула и застыла.
– Кофе и что-нибудь еще! – заказал, садясь на только что освобожденный стул, мой друг.
Ирина кивнула и легко, той самой балетной походкой, удалилась.
Я смотрел на Вацлава и едва сдерживал себя от того, чтобы не сказать ему какую-нибудь гадость. До чего все-таки хорошо уметь себя хотя бы иногда сдерживать.
– Привет, старина! – радостно воскликнул Вацлав, уставившись мне в глаза. – Ты, кажется, в полете?
Я кивнул.
По улице за стенкой кафе прошли люди, и это как бы разбудило меня, возвратило на землю.
В кафе зашла троица мужчин, срели них был портье моего отеля. Он приветливо кивнул мне. Уселись они в противоположном углу зала.
«Балерина» принесла Вацлаву кофе с пирожным и упорхнула к новым посетителям.
– Ты чего погрустнел? – спросил Вацлав удивленно.
Я посмотрел на него, дружелюбно улыбаясь. Все-таки он неплохой парень. Простой и незлобивый, желающий всем добра. О чем он спросил меня? А, он спросил: «Ты погрустнел?»
Я кивнул.
Он посмотрел на меня немного озадаченно. Вероятно, я опоздал с кивком. Ладно.
В кафе мы просидели еще с полчаса. За это время посетителей прибавилось. «Балерина» порхала между столиками. Она была уже совершенно не похожа на ту Ирину, с которой я познакомился. Один раз за это время она подошла и к нам, но мы больше ничего не заказывали, а вскоре после этого вышли на улицу и пошли вверх, туда, где, как я узнал, находилось старинное мусульманское кладбище. Чтобы добраться до него, следовало подняться на самую вершину одного предгорья, но погода благоприятствовала нам – безоблачное небо успокаивало глаза, а солнце грело умеренно, не стараясь выжечь траву или ослепить всех, глядящих вверх.
Уже покидая верхнюю часть города, я обратил внимание на двухэтажный особняк с широкой террасой, с которой, должно быть, можно было видеть все, что происходит на море, на набережной или в городе. На террасе по углам стояли деревянные кадки с невысокими пальмами, а посередине за ярко-красным столом сидел мужчина в халате. Он сидел спиной к нам и что-то писал.
– Похоже, что здесь есть и постоянные жители! – сказал я.
– Есть, –
