фразы, и единственное, что пришло мне в голову, – это прижаться макушкой к его ноге, поблагодарив от всего сердца.
И я могу сказать, что тогда, спустя пять дней после смерти, его тело все еще оставалось теплым и эластичным, было ощущение живой ткани. Его усадили в помещении, полном микробов.
Никакого бальзамирования не проводилось. Он просидел там сорок дней и за это время сжал свое тело до размеров ребенка.
Тело поместили в ящик, в котором имелось смотровое окошко, и я заглянул туда. Большинство людей не хотело смотреть на господина, просидевшего после смерти сорок дней в теплом помещении, но я подумал, что мне нужно будет обо всем рассказывать. Тело его было действительно маленьким: голова – две трети прежней величины, а туловище – как у грудного младенца.
Вскоре его вынесли наружу, и 20 декабря 1981 года началась кремация. Очевидно, это была серьезная ошибка, ведь если кто-то сжимает себя подобным образом, это значит, что он хочет, чтобы его сохранили, мумифицировали и оставили для благословления места. Но Калу Ринпоче настоял на том, чтобы Кармапу сожгли, а он был ламой с самым большим трудовым стажем.
Много необычного произошло во время кремации. Наверху кружил огромный орел; было две радуги вокруг солнца.
Сердце Его Святейшества выкатилось из верхнего люка печи в направлении Тибета и остановилось у ног Лопёна Цечу Ринпоче. Мы стояли с другой стороны ступы. В верхнем зале негде было яблоку упасть. Все были там. Лопён Цечу велел поднять сердце, и позже его отнесли внутрь. Не сгорели также глаза и язык Кармапы. С буддийской, йогической точки зрения это символы возвращения тела, речи и ума. Речь – это, естественно, язык, тело – глаза, связывающие с миром, а сердце – это ум. То есть для буддиста это очень хороший знак. Остались и фрагменты костей с мантрами или в форме статуэток Будд. Все это тоже сохранили. Кроме того, из пепла извлекли маленькие металлические шарики – золотые и серебряные. Я сам это видел, я при всем этом присутствовал.
Его Святейшество Шестнадцатый Кармапа оказал на нас с Ханной огромное влияние. Он нам обоим очень точно говорил, чего хочет, и его слова никогда не выходили за рамки здравого смысла. Он никогда не желал и не просил ничего такого, что не соответствовало бы нашей культуре, нашему критическому мышлению. Он совершенно отчетливо говорил, что область моей работы простирается на восток от Рейна, включая Россию. Посылая меня впервые в славянский мир, в Польшу, он сказал: «Основывай центры до самой Японии».
И все, что он тогда велел, я полностью выполнил. Он говорил также, что я должен два раза в год посещать Америку, чтобы поддерживать там буддизм. Кармапа часто расспрашивал меня, желая услышать о последнем развитии событий в мировой политике. Ему всегда было интересно знать, чем занимаются разные страны и что происходит в разных областях жизни.
И он предоставлял мне полную свободу действий во всем, что касается моей работы.
Я
