лагере. Надо признать, что британцы проворонили эту неоценимую возможность. Для них в Германии существовало воистину «Эльдорадо» потенциального шпионажа, причем не где-нибудь, а в высших сферах Третьего рейха. Речь идет о весьма пестрой группе профессионалов в различных областях, религиозных лидерах, высокопоставленных служащих, членах высших сословий с вкраплениями кое-где социал-демократов. Все упомянутые люди были настроены крайне антинацистски и отличались прозападным мышлением.
К ним можно по праву причислить отважного и неоценимого Остера, Ульриха фон Хасселя, экс-посла Германии в Италии, ставшего дипломатическим консультантом этой тайной оппозиции, генерала Людвига Бека, уволенного с должности начальника германского Генерального штаба, Карла Фридриха Герделера, бывшего бургомистра Лейпцига, и еще многих других, например, генералов Вицлебена, Фалькенхаузена и Томаса, официальных лиц в различных министерских отделах: Донаньи, Мольтке и Попица, и все они пребывали в чудовищном недоумении и раздражении оттого, что их враждебность и непримиримость к Гитлеру по совершенно непонятным причинам игнорируется британцами.
Среди представителей молодого поколения немецких диссидентов выделялся юрист Фердинанд фон Шлабрендорф. Еще со студенческих дней в Галле он боролся с нацистами. В 1928 году он однажды на одной из их встреч рискнул вмешаться в пламенную речь нацистского оратора, после чего был избит штурмовиками.
У Шлабрендорфа существовали исторические семейные связи с Англией. Он был потомком барона Кристиана Фридриха фон Штокмара, англо-бельгийского государственного деятеля, наставника королевы Виктории и устроителем ее брака с принцем Альбертом. Поэтому антинацистское подполье и решило избрать именно Шлабрендорфа, чтобы тот предупредил Великобританию о грозившей ей опасности. Его специально направили в Лондон донести эту жизненно важную секретную информацию до Уайтхолла[17]. Однако в Лондоне Шлабрендорф убедился, что обе стороны Даунинг-стрит для него закрыты. Это показалось ему более чем странным. В конце концов он все же добрался до лорда Ллойда, заметного политика консервативного толка, но не входившего в кабинет Невилла Чемберлена, и до Уинстона Черчилля. Шлабрендорфа принял в Чаруэлле тот, кого по праву считали голосом Великобритании, но у кого в тот период не было ни властных полномочий, ни ответственности.
Шлабрендорф чувствовал себя не в своей тарелке, стремясь довести цель своей миссии в Великобританию до Черчилля. В конце концов, Шлабрендорф был немцем, но не англичанином, и выходило так, что он, по сути, предавал правительство своей страны. На встрече с Черчиллем в его идиллическом загородном доме он начал беседу со слов: «Сэр, я хочу, чтобы вы поняли, что я не нацист. Я – патриот». Широкая улыбка осветила ангелоподобное лицо Черчилля, и тот ответил: «Я тоже».
Как позже вспоминал Шлабрендорф, он заявил Черчиллю, что «внезапное начало войны неизбежно» и что начнется
Уайтхолл – улица в центре Лондона, название которой стало нарицательным обозначением британского правительства.
