возможными приборами, которые могли бы ненароком меня разбудить и нарушить мой идеальный сон.
А спать я любила. Много. Очень много…
И все бы ничего, пребывала бы я в своей стране сновидений, если бы не услышала звук приближающихся ко мне шагов. Все-таки годы тренировок не прошли даром, к таким вещам я была готова.
Подскочив с кровати, едва открыв глаза, я тут же определила вторженца. Разбираться, кто это, не было желания. Я просто схватила его за руку, вывернула ее ему за спину и повалила на пол.
Вторженец закричал. Судя по жутчайшему перегару и срывающемуся на визг крику, я этого недоумка знала. Копна темно-каштановых волос, залаченная и загеленная, чтобы держать прическу, наглая самодовольная рожа, отражающаяся сейчас в зеркале моего стенного шкафа.
– Кира! Пусти, Кира! – Орал как ненормальный он. – Это я! Димка! Бельский!
Я потянула его руку на себя еще дальше, и та неприятно хрустнула. Он взвизгнул и зажмурился.
– Я знаю, – лишь сообщила я, надавив коленкой ему на спину.
После того, как боль стала терпимее, в отражении своего зеркала я заметила удивление на лице Бельского.
– Знаешь? – Переспросил лишь он. – Тогда… это не я!
Он даже посмеялся своей совершенно не смешной шутке, как и всегда это делал. Я лишь закатила глаза и ударила его коленкой в спину еще раз. Он снова сдавленно вскрикнул.
– Как ты посмел воспользоваться Светом и проникнуть в мою квартиру без разрешения? – Стиснув зубы и потянув на себя Бельского, прошипела возле его уха я.
В ответ послышалось только множественное «ау-ау-ау-ау-ау».
– Пусти! Пожалуйста! – Заорал, наконец, от нестерпимой боли он.
– Я задала вопрос, – спокойно напомнила лишь я.
– Ладно-ладно! – Развопился Бельский. – Стас позвонил! Вызвал в офис! Сказал, чтобы я тебя разбудил и забрал с собой! Я тебе звонил и на телефон, и в дверь, ты не отвечала! Что еще делать было?
Я отпустила, наконец, его руку и он от неожиданности со стоном плюхнулся мордой в пушистый ворсистый бежевый ковер. Ой, простите, мордой лица.
Бельский никогда не был моим любимчиком в нашей группе. Честности ради, стоит признать – я его всегда ненавидела больше всех. Как, впрочем, и остальные.
Он не вылезал из клубов, у него была гигантская записная книжка женских номеров, он постоянно находил себе новых «куриц» и бросался практически на всех представительниц женского пола. Я была не исключением, и это была одна из причин, почему я его недолюбливала.
– Надо было ехать одному и исключить вторжение в мою личную жизнь, – строго наказала я, поднимаясь на ноги.
Бельский поплакал в ковер, потом кряхтя и пошатываясь поднялся на ноги. Встав передо мной, он сначала хотел ныть на тему, как я его обидела (мама его очень перелюбила в детстве, за счет чего он почему-то был уверен,
