еред этой разукрашенной канарейкой в позе просительницы, держа в руках заявление на отпуск. Она рассматривала начальницу с немым интересом. Собственно, мимо неё никто не проходил равнодушно, потому, что столько пестрого, кричащего барахла насобирать на своё большое тело нужно было умудриться. Она напоминала ей толстую, злую мачеху из индийского фильма «Зита и Гита». Эту картину из детства Клавдия видела много раз. Пока родители находились на работе, она собирала всю мелочь в доме, выковыривала из под рваненькой, обтрёпанной подкладки своего маленького гаманка все копеечки, обшаривала карманы отцовских пиджаков и бежала в кинотеатр с подружкой Танькой с соседнего подъезда, которая проделывала то же самое с карманами своего папаши. Они складывали в ладошках общую кучку из мелочи и, если хватало денег, покупали в ближайшей аптеке Гематоген и здоровые таблетки глюкозы в шуршащих, прозрачных фантиках. Возбуждённые от ожидания, садились в прохладе и темноте небольшого кинотеатра, плакали от сострадания, ликовали, когда справедливость торжествовала и поджимали ноги, когда становилось страшно.
И вот эта высокая, с большим бюстом дама, в жёлтом пиджаке, с пластмассовой бижутерией кораллового цвета, с подведёнными, чёрными линиями на веках глаз, монотонно и нравоучительно выговаривала, что отпуск брать сейчас нецелесообразно- работы невпроворот. Клавдия молча смотрела на двигающийся, пунцовый рот с блестящими коронками на зубах и думала, что всё, что её окружало, и эта женщина, увешанная копеечной бижутерией, и то, чем она, Клавдия занималась, походило на картонную коробку из-под обуви, которую она разукрашивала акварельными красками и обклеивала золотинками от конфетных фантиков. В неё она бережно складывала переливчатые блёстки, яркие лоскутки от дорогих платьев, разноцветный бисер, цветные стёклышки, которые находила в прозрачных лужах после дождя. Всё это напоминало секретики под стёклышками с искрящимися бусинками и золотинками. Тайные местечки она засыпала земелькой, чтобы потом показать своей подружке Таньке. Это была её удивительная сказка, драгоценный, искрящийся мир, который существовал только в её фантазиях. Перед ней не стоял трудный выбор профессии. Ещё подростком решила стать или режиссёром, или артисткой, или певицей. На крайний случай начнёт писать песни, в любом случае углубится в творческую среду и в конце концов в одно утро проснётся знаменитой. После окончания университета Клавдия провела всю свою трудовую деятельность во Дворце культуры заведующей отделом. Только почувствовать себя принцессой никак не удавалось, потому что Дворцом, это медленно осыпающееся здание, назвать можно было с большой натяжкой. Зарплата тоже не особенно грела руки и душу. В бюджетной сфере более низкую зарплату получал только технический персонал. Клавдия и любила и презирала свою работу. Нравилось работать с людьми, придумывать и проводить праздники, когда зал триста человек плакал, смеялся, пел и пускался в пляс вместе с ней. Обожала за минуты восторга, когда чувствовала, что она, как дирижёр может открыть эти разные человеческие души. Клавдия с удовольствием меняла маски и костюмы то Бабы Яги в новогодней сказке, то строгой ведущей в роскошном платье. Она неистово зажигала на дискотеке с подростками и с удовольствием рядилась в русский сарафан на празднике Проводов русской зимы. Ей нравилось вариться в этом котле бесконечной череды ярмарок, балаганов, гуляний. То, что она терпеть не могла, так это рисовать липовые отчёты. Она высасывала из пальца мероприятия, которые никогда не проводила. Приходилось писать невероятные, лживые цифры о количестве посетителей. Клава умилялась, когда сводила данные в годовом отчёте. Они превосходили вообще количество населения, проживающего в этом городе, даже если пересчитать всех хромых, косых, горбатых и детей грудного возраста. И эти цифры увеличивались с каждым годом, несмотря на то, что население города медленно сокращалось, потому что закрывались предприятия, и люди покидали город в поисках работы и лучшей доли. Товарки по её цеху зачастую были женщины одинокие, как и она сама. Ведь не каждый мужик захочет сидеть выходные, праздники и вечера в одиночестве, пока его половинка развлекает людей и сеет культуру в массы. Повезло тем, кто имел мужа состоятельного и терпеливого, который мог обрадовать жену шубкой красивой или встретить супругу поздним вечером на роскошной машине. Иногда Клавдия думала, что лучше наплевать на высшее образование и мыть пол в каком-нибудь банке, получать зарплату в три раза больше и не прыгать на сцене балаганной Петрушкой, развлекая народ. Да и, собственно, весь этот небольшой шахтёрский сибирский город неумолимо разрушался, как будто большие мегаполисы, забрав все силы из его недр, обрекли менее удачливого собрата на вымирание. Жизнь медленно покидала эти улицы и дома, закрывались шахты и заводы, бурьяном зарастали руины некогда огромного, спортивного комплекса. Клавдия завистливо смотрела по телевизору, как в крупных городах открывались новые школы, дома, аквапарки, кинотеатры. Этот праздник сверкал огнями и фейерверками. А в её городе медленно селилось уныние, хоть и глава – известный краснобай, тиран и ворюга ежедневно докладывал по местному телевизионному каналу, который сам же и контролировал, об успехах и процветании. Как мать, она волновалась за будущее своего семилетнего сына Василия. Что она могла
