залепетала Оля, виновато улыбаясь. – В общем, Димка решил вместе с нами в политехнический!
– И тоже на инженерно-экономический факультет? – уточнила Марта, удивленно поднимая брови.
– Не, инженерно-экономический мне не осилить, – быстро проговорил Димка, будто тем самым спасая положение и будто защищая Олю. – Я все равно туда по баллам не пройду. Мне бы чего-нибудь попроще, где обычно недобор бывает, где можно на тройки сдать и поступить.
– Но обязательно в политехнический, да? – снова насмешливо уточнила Марта. – Куда иголочка, туда и ниточка?
– Я не понял, – обиженно улыбнулся Димка. – Ты что, против, что ли?
– Ну почему, – пожала плечиком Марта. – Мне вообще никакого дела нет, куда ты пойдешь. С нами так с нами, ради бога…
Оля вздохнула с облегчением, переглянулась с Димкой, с удовольствием надкусила свернутый в аппетитную трубочку блинчик. Наталья Петровна смотрела на дочь то ли задумчиво, то ли с потаенной тревогой. Хотя ее ласковая улыбка ни о какой тревоге не говорила, если только в глазах можно было ее разглядеть… Но кто заглядывает в материнские глаза в такую пору, когда детство уже закончилось, а взрослая жизнь еще не началась? Да и зачем заглядывать, если сам о себе все уже понимаешь, ну, или почти понимаешь.
Марта взяла в руки чашку с чаем, отпила глоток и заставила себя улыбнуться, хотя улыбаться ей вовсе не хотелось. И не потому, что узнала новость про Димку, а просто не хотелось, и все. Отчего-то неприятно на душе было, будто ее обманули, вероломно лишили чего-то. Того самого, что у Оли на данный момент было, а у нее не было.
Да, именно так! У Оли было, а у нее не было. За Олиной спиной стояла Димкина преданность, а за спиной Марты ничего не стояло. Хотя – зачем ей Димкина преданность, и даром не нужна. Да если б она только захотела, у нее бы этих «преданностей» было – вагон и маленькая тележка. Но тем не менее факт остается фактом. У Оли – была, а у нее – не было. Ощущение не из приятных, конечно.
Вспомнилось вдруг, как говаривала в таких случаях мама. Надо, мол, бороться со всякого рода ощущениями, надо выдавливать их из себя, чтобы жить не мешали. Потому что разумом надо жить, а не чувствами. Да, именно так, все правильно. А разум в данном случае что говорит? Он говорит, что подобная мужская «преданность» должна нести в себе какую-то пользу. Чтобы ее можно было на хлеб намазать, как масло, и съесть с большим удовольствием. А разве Димкину преданность можно съесть? Много ли от нее проку? Вон и сам Димка вовсе не дурак на халяву в Олином доме блинов поесть и со сметаной, и с маслом…
– Марточка, ты о чем так задумалась глубоко? – спросила Наталья Петровна, подкладывая ей на тарелку еще блинов. – Ешь давай, остынут.
– Ой, спасибо, Наталья Петровна, я больше не хочу. Я, наверное, домой пойду. Спасибо.
– Ну что ж, иди. Мама, наверное, тебя ждет, переживает.
– Да. Вы не провожайте меня, я дверь захлопну.
На улице было солнечно, ясное апрельское утро обещало хороший день. Марта застегнула на все пуговицы плащ, пытаясь спрятать
