фильма «Большой босс», многие люди принялись спрашивать меня: «Что заставило тебя отказаться от карьеры в Штатах, вернуться в Гонконг и сниматься в китайских фильмах?»
Наверняка имелось общее ощущение того, что работать в китайском кино чертовски трудно, ведь китайская киноиндустрия все еще оставалась такой слаборазвитой. Не могу найти простого ответа на вышеприведенный вопрос, за исключением того, что я китаец и должен исполнить свой долг как китаец. Правда состоит в том, что я – родившийся в Америке китаец. То, что я китаец, рожденный в Америке, могло быть случайностью, или же так устроил мой отец. В то время живущие в Штатах китайцы, преимущественно из провинции Гуандун, очень страдали от тоски по родине: ностальгия окутывала все, что было связано с их родной землей.
В этом контексте китайская опера с ее неповторимым китайским колоритом имела успех. Мой отец был известным артистом китайской оперы и пользовался большой популярностью. Поэтому много времени он проводил в Штатах. Я родился, когда он взял с собой мою мать в одну из своих постоянных гастрольных поездок.
Мой отец был известным артистом китайской оперы и пользовался большой популярностью. Поэтому много времени он проводил в Штатах. Я родился, когда он взял с собой мою мать в одну из своих постоянных гастрольных поездок.
Но отец не хотел, чтобы я получил американское образование. Когда мне пришла пора идти в школу, он отправил меня обратно в Гонконг – на вторую родину – к своим родственникам. В наследственности все дело или в окружении, но, учась в Гонконге, я очень любил сниматься в кино. Мой отец хорошо знал массу кинозвезд и режиссеров. Среди них был покойный мистер Чин Кам. Меня привели на студию и дали несколько ролей. Я начал играть эпизодические роли и постепенно стал звездой.
Это был важнейший в моей жизни опыт. Я впервые столкнулся с подлинной китайской культурой. Меня пленило ощущение причастности к великому. Тогда я еще не видел и не понимал, насколько сильно влияние окружения на формирование характера и личности. Тем не менее осознание себя «китайцем» зародилось именно тогда.
Ребенком и подростком я был сорванцом и вызывал сильное осуждение старших в семье. Я был очень озорной, агрессивный, вспыльчивый и жестокий. Моими «врагами» становились не только ровесники, но порой даже взрослые. Я никогда не думал, зачем дерусь. Моя первая мысль, если мне кто-то не нравился, – «Брось ему вызов!». Бросить вызов чем? В голову приходили только кулаки. Я считал, что победить – означает побить, но не мог понять, что победа силой – ненастоящая победа. Когда я поступил в Вашингтонский университет и начал изучать философию, мне стало стыдно за свою прежнюю незрелость.
Я считал, что победить – означает побить, но не мог понять, что победа силой – ненастоящая победа. Когда я поступил в Вашингтонский университет и начал изучать философию, мне стало стыдно за свою прежнюю незрелость.
Мои интересы в философии были напрямую связаны с детской драчливостью. Я часто задавался такими вопросами:
• Что
