прочесть было трудно.
«Наверное, опять что-нибудь королевское. «Королевские свиньи», например!» – желчно подумала она: в Австрии чуть не все трактиры несли на вывесках слово «королевский» или «императорский».
Вдруг сильный толчок едва не сбил ее на землю, а Чезаре так и вовсе рухнул, хватаясь за пояс, с которого был срезан кошелек: малорослый воришка уже улепетывал через площадь.
Ни секунды не мешкая, на ходу подхватив юбки, Александра бросилась за ним.
– Держи ее! – взвыл пан Казик – наверняка согнувшийся от боли, ибо Александра успела, как бы невзначай, въехать ему в живот кулаком. – Держи ее!
– Держи вора! – завопила Александра, летя, как стрела, вслед за грабителем. – Держи вора!
– Держи вора! – взревела на разные голоса заполненная народом площадь (в кирхе только что отслужили обедню, множество прихожан вышли из высоких резных дверей) – и толпа ринулась по следу, а впереди всех неслась Александра, отчетливо различая среди всего этого оглушительного гомона два пронзительных голоса, кричавших:
– Держи ее!
Воришка оглянулся на бегу – и при виде приближающейся толпы, которую возглавляла неистовая особа в синем платье, нервы его сдали. С прощальным криком он отшвырнул от себя драгоценную добычу, так что кошель упал прямо под ноги Александре, – и с удвоенной скоростью ринулся наутек. Ну а его преследовательница, поскользнувшись на толстой коже, из которой был сшит кошель, рухнула на мостовую, пребольно зашибив обе коленки.
Впрочем, тут же подбежали любезные австрийцы, подхватили под белы рученьки, подняли, осыпая цветистыми комплиментами, больше всего которых пришлось на долю резвых ножек прелестной фройляйн. Ей подали, предварительно стряхнув с него пыль, растреклятый кошель – и она так и стояла, прижимая его к груди и улыбаясь, как дура, всем своим вновь обретенным поклонникам, а заодно и Чезаре с паном Казиком, которые наконец продрались сквозь толпу и с двух сторон вцепились в Александру с выражением лиц, не предвещавшим ничего доброго.
У нее мелькнула шалая мысль воззвать к помощи австрийцев, очарованных ею, однако Чезаре, с явным усилием растянув в улыбке тонкие губы, отчего сделался похож на гиену, просвистел:
– Это моя жена!
Австрияки тотчас почтительно отступились от чужой собственности. Более того! Один из них продемонстрировал свою нравственность тем, что подхватил даму под руку и чуть ли не сунул ее в объятия «супруга»… за что был награжден чувствительным взглядом Александры, о чем впоследствии, в своем кругу, отзывался так: «Ну и глянула… точно поленом по спине! Ошеломляющий взор!»
Ну а Александре, на собственном опыте удостоверившейся, что услужливый дурак опаснее врага, ничего не оставалось, как прибегнуть к последнему средству обороны: сунуть в физиономию Чезаре чертов кошель. Выходило, что она ужас как пеклась о благосостоянии ненавистного итальяшки
