снова прошептала, чтобы я не повторял эти слова, а только делал вид, шевелил губами. Но я опять ее не послушал. Позже я обо всем догадался. Ты же знаешь, у меня есть дурацкая привычка читать вывески, заголовки газет и разные названия наоборот. И вот, когда мне наскучило долдонить эту абракадабру, я решил развлечься. В этот момент один закончил читать, а следующий начал все сначала. “Сан йулимоп, йынтремссеб йытявс, йикперк йытявс, ежоб йытявс. Нима. Вокев икевов…” – читал он нараспев, а я переводил все наоборот, пока не понял, что это за текст. Догадавшись обо всем, я испугался и перестал повторять, сделал вид, что совсем опьянел и засыпаю. Тогда мой сосед слева сказал присутствующим: “Наш друг совсем пьяный. Я отведу его наверх к Кларе, пусть поспит, а вы пока приготовьте все, что нужно”. Он помог мне подняться и повел на второй этаж. Его белокурая подруга пошла с нами. На лестнице, в темноте, она шепнула мне: “Не спи”, и я наконец решил ее послушаться.
Наверху, в большой комнате с широкой тахтой посредине, нас встретила Клара. Она была вся в черном и держала в руке подсвечник с горящими свечами. Мои спутники передали меня хозяйке дома, а сами сразу ушли. Клара спросила меня, хорошо ли я поел, попил, и я, притворяясь сильно пьяным, ответил, что хорошо. Затем она предложила мне лечь, поставила подсвечник на пол, сняла с меня куртку, помогла разуться и, когда я лег, накрыла мне ноги покрывалом. Сев у изголовья, она гладила меня по голове и изредка спрашивала: “Ты спишь?” Каждый раз я заплетающимся языком отвечал: “Да, уже засыпаю”. Помня, тем не менее, о совете своей белокурой соседки, я не спал, да и не мог бы уснуть, даже если б захотел. Мне было по-настоящему страшно, и все это время я лихорадочно соображал, как же выбраться из этого страшного жилища, если я не помню даже, в какой стороне входная дверь, а в доме совсем темно. Я уже догадался, что мне уготована какая-то нехорошая роль, но мог только вообразить, что сделает со мной эта женщина, если я случайно усну.
Клара еще раз спросила, сплю ли, но я решил промолчать, застонал, будто во сне, и перевернулся на бок, лицом к занавешенным окнам. После этого Клара встала и бесшумно выскользнула из комнаты. Одной секунды мне хватило, чтобы вскочить с тахты, сунуть ноги в туфли и надеть куртку. Я подбежал к окну, рывком раздвинул шторы и дернул раму так, что у меня под ногами дрогнул пол. Окно оказалось забитым. В комнате, кроме тахты и подсвечника, ничего не было; я схватил тяжелый бронзовый подсвечник и со всей силы швырнул его в окно. Когда отзвенели осколки стекла, я услышал, как, громко топая, вверх по ступенькам поднимаются несколько человек. Не дожидаясь, я пролез в окно, порезал себе лицо и руки и, не раздумывая, спрыгнул вниз. Я уже не помню, как бежал от дома. В памяти остались лишь скрип и хлопанье дверей, звон разбитого стекла и придушенные крики: “Лови его!”
Потом всю ночь, дрожа от страха, я прятался по подъездам, прислушивался к каждому шороху. Стоило этажом ниже пробежать кошке, как я срывался с места и, обливаясь холодным потом, через чердак перебирался
