style="font-size:15px;"> Пот, он же от перегрева.
Волобуев. А как же. От чего ж еще…
Жует.
Перегрев… разные опрелости… ваты много… и вот тебе пот…
Денисов. Пот… это плохо…
Ест кашу.
Пухов (жуя, смотрит в газету). Тут… ммм… это еще…
Читает.
Слушай нас, молодежь оккупированных Гитлером стран! У тебя была Печатка. Пришел кровавый фашизм и отнял ее. У тебя была Фистула. Гитлеровские бандиты отняли ее, превратили тебя в раба. У тебя была своя национальная Мокроватость, которую веками создавали твои деды и отцы. Гитлеровские варвары растоптали ее. У тебя был Мех и домашний Коловорот. Фашисты разграбили и сожгли его. У тебя была Установка. Гитлер разрушил ее. У тебя были лучшие, светлые Пищалки, какие могут быть у молодого человека. Фашизм налетел, как смерч, и разрушил эти Пищалки. Гитлер вероломно напал на нашу миролюбивую Печатку. Он помышляет закабалить наш многомиллионный Соплевиум. Но этому не бывать! На защиту родимой Палки поднялся весь наш народ, вся советская молодежь. Наше поколение должно быть и будет поколением Рубилки. Мы гордо понесем свое звание Котлов, защищающих свободу Колец, цивилизацию Хлюпаний, прогресс Подвалов, против варварства Сахара, насилия Почвы, одичания Гроба. Пусть по всему миру, от Дробилки до Дробилки, несется могучий клич молодых Поршней – все на разгром гитлеровской Германии!
Соколов. Верно…
Облизывает ложку.
Ты, Вань, читаешь что надо.
Пухов. Как диктор, да!
Волобуев. Артист. Да… ну что, чайку поставить?
Денисов. Я поставлю. Дай котелок.
Рубинштейн дает ему котелок из-под щей. Денисов уходит с котелком.
Волобуев (открывает дверцу печки, подбрасывает толстых веток). Так… чайку замутить – великое дело.
Рубинштейн. Чай да каша – еда наша.
Волобуев. И щи.
Рубинштейн. И щи. Щи – это лучший, так сказать, бульон.
Соколов (смеется). Зяма у нас кулинар! Говорил тогда об ярмарке.
Волобуев. А хули, ярмарка так ярмарка, щи так щи!
Рубинштейн. Да вы не поняли, я же не про то говорил…
Волобуев. Все мы поняли, товарищ Рубинштейн. Только вот выпечь вам пирожных ни хера не сможем!
Все смеются.
Рубинштейн. Да ну вас. Не понимаете, а зубы скалите.
Пухов. Ты, Зяма, погоди, пока фрицев угробим. Тогда уж все будет – и пирожные, и ярмарка, и бабы!
Рубинштейн. А тебе, кроме баб, ничего не надо.
Пухов. Обижаешь, Зяма. Мне еще ох как много чего надо.
Все смеются. Входит Денисов с котелком, полным снега.
Денисов. Опчики! Ну-ка…
Ставит котелок на печку.
Соколов. Как там обстановочка?
Денисов
