style="font-size:15px;"> Что омуль, знаменитый омуль,
Не где-нибудь, а только тут;
Что острова, бывает, тонут,
А горы сказочно растут;
Что Баргузин волной швыряет
Высокой, шквальной, штормовой;
Что триста рек в Байкал впадают,
Чтобы излиться Ангарой —
О Красоте, понятно, речь,
И надо красоту беречь!
Понятно: люди нет, не могут
Порушить чудо-красоту.
Им надо отвести дорогу,
Как говорится – «за версту».
Но, чу! По берегу Байкала
Бульдозером поломан лес.
Ему дороги, видно, мало,
Так прямо по лесу полез.
Рокочет он за поворотом
И треск, как будто ледоход
там.
Андрей ему наперерез.
Раскинул руки, встал как крест.
Бульдозер мощный, сильный,
новый.
Отвал стальной, тревожный блеск.
В кабине парень двухметровый.
А все-таки, поди, не съест.
– Ты что, сдурел? Смахну, как муху…
И рычагом поднял отвал.
Андрей подумал: «Он под «мухой».
Такой способен наповал».
А сам стоит, хоть дрожь по телу.
И нет ему назад пути.
– Куда?!
– Пусти! Тебе какое дело?
Твой берег, что ли? Отойди!
– Да ты пойми. Ведь неспроста
Здесь заповедные места…
Заскрежетали гусеницы
И трактор двинулся…
– Ах, так!
Словами, значит, не годится.
Тебе один закон – кулак!
Пошел не в драку, а в атаку.
Ведь на бульдозер не попрешь.
И парень… Он здоров, однако.
Не все так просто…
Ну, а все ж,
На склон…
Потом напропалую —
В кабину, в дверцу, на прорыв.
Схватились за грудки вплотную,
А трактор ходом на обрыв.
Верзила! Лоб! Таких недаром
В народе кличут «волчья сыть»,
Дыхнул сивушным перегаром,
Ну, впору сразу закусить.
Такого и убить не жалко.
Нажрался, гадина! Стервец!
Но, ничего. С такой дыхалкой
Ты только «лоб», но не боец.
Один другого не подвинет,
С сивухи воротит нутро.
В железной тесноте кабины
Ни в зубы дать, ни под ребро.
А трактор боком накренило,
Обрыв и берег – все впритык.
– Ты спятил! – заорал верзила,
И из кабины
