но это только в том случае, если я возьмусь тебе помогать, – предотвращая реакцию коллеги, глаза которой заискрились от возмущения, как бенгальские огни, Эрих предупреждающе выставил вперед руку. – У меня сейчас непростой период. Ты видела коробки внизу?
Она кивнула.
– Я избавляюсь от прошлого, чтобы двигаться в будущее. И сложнее сказать, чем сделать.
– Понимаю.
– Нет, Анисимова, ты не понимаешь. Я сто раз говорил это своим пациентам, но понятия не имел, что это такое, пока сам не испытал. Это даже не смерть родителей… Их уход воспринимаешь по-другому… Твой мозг не взрывается на тысячу мелких осколков. Детям положено хоронить родителей, особенно если они в преклонном возрасте. Когда погибла жена, я думал, что сойду с ума. В прямом смысле… Без всяких преувеличений…
Взгляд Светланы смягчился.
– На какой ты сейчас стадии скорби?
– Отрицание и гнев я уже прошел. Перехожу от всепоглощающего чувства вины к депрессии.
Эрих с горечью усмехнулся. Светлана заметила увлажнившиеся глаза коллеги и отвела взгляд, чтобы дать ему собраться.
– Прямо в аккурат пятьдесят на пятьдесят. Полдня депрессую, полдня извожу себя за все, что с ней случилось.
Светлана знала, что успокаивать и проявлять сочувствие сейчас нельзя, от этого Эриху станет только хуже. Да и разговор неминуемо ушел бы в сторону трагической гибели жены и предшествующим этому событиям, а ей этого не хотелось.
– Из депрессии может вывести только работа. Пациентов у тебя пока нет… так что… предлагаю заняться этим делом.
– Я раздавлен, не могу собраться с мыслями, – Эрих простонал и с мучительной гримасой начал заламывать руки, но не стал озвучивать свои сомнения в том, что сможет ли ему помочь вообще хоть что-нибудь.
– Ты не один, Эрих. У тебя есть друзья. Мы тебе поможем. Сидеть без дела сейчас очень опасно, я тебе настоятельно рекомендую как можно быстрее взяться за работу и съехать отсюда. Здесь все будет напоминать о ней.
– У нее есть имя, – рявкнул Краузе с обидой.
– Было… у нее было имя, – осторожно поправила его коллега.
– Ты не представляешь, как это обидно звучит! И больно… – подбородок Эриха затрясся, на глаза навернулись слезы.
– Ты прав. Не представляю. Но как психолог могу тебе сказать, что бесцельное шатание по этому дому доведет тебя до психоза.
Краузе вскочил, пересек комнату и встал у окна. Минуту он молчал, потом сказал, что готов помочь студенческому другу, но только с согласия всех сторон.
– Я рада, что убедила тебя, – Светлана поднялась и взяла свою сумку. – Завтра с утра и начнем. Созвонюсь с Алексеем, навестим его в больнице.
С этими словами Светлана покинула коттедж. Через открытое окно Эрих смотрел, как ее машина выезжала со двора.
Спустившись на первый этаж, он решил отсортировать вещи, раскрыл первую попавшуюся на глаза коробку и замер. В ней находились видеокассеты, на которых
