– на сани и снова неведомо куда.
Светлый, заново поставленный тын, темные обветшалые избы, темная, одиноко торчащая в пустом небе маковка деревянной церкви. Енисейский острог. До Якутского, может, и поближе, чем до Москвы, но дорога все равно длиннее: что ни верста – страх Божий: то зверь рычит, то разбойник свистит, а страшнее зверя и разбойника – сама дебрь.
К съезжей избе Аввакум подкатил не в добрый час. На крыльце и кругом лютый мордобой: и кровь, и стон, и такой мат, что самому небу уши заложило. Аввакум взялся рукою за крест, но Марковна остановила его:
– Погоди, Петрович! Убьют, имени не спрося.
– Марковна! – только и сказал; из саней вон, через грызущихся – на высокое место, с крестом над головою. Драка подзатихла, клубок тел распался на две своры ворчащих, хлюпающих разбитыми носами.
И тотчас опять напружинились, ощерились.
К съезжей избе, выступая, шел высокий, круглолицый, как кот, с невинными голубыми глазами, – видно, сам воевода. Нес он себя, как носят кувшин, налитый с верхом, и всякому было видно, чем налит сей кувшин – одною только властью. Упаси Боже толкнуть сей сосуд! Пролитые капли зашипят и запузырятся, как вода в огне.
Поднялся на крыльцо.
– Ишь, смелый поп!
Прошел мимо, в избу. Аввакум перекрестился и – следом.
В просторной палате с пищалями в руках сидели по лавкам стрельцы. За столом в богатой шубе – вроде бы тоже воевода, когда б не бегущие от встречного взгляда глаза – насмерть запуган.
Аввакум в замешательстве прикидывал, кто же тут главный: сидящий или только что вошедший.
– Пошто гостя не встречаешь? – спросил тот, что с незабудками во взоре. – Чай, поп! Редкий человек в нашей берлоге.
Сидевший вскочил было, но тотчас сел и, глядя в пол, сказал, вздыхаючи на каждом слове:
– За что, Афанасий Филиппыч, людей моих в кровь мордуешь?
– Впрок.
– Статочное ли дело людей впрок бить? Иных до смерти задели.
– А это чтоб живые не сумлевались. Ты про гостя-то опять позабыл!
– Я не гость, – сказал Аввакум, – не своей волей на Лену послан, в Якутский острог. Укажите, будьте милостивы, где стать, когда дале ехать?
– Знаю о тебе, – сказал человек с невинными глазами. – Ты – мой.
– Как – твой?
– Испужал? – засмеялся дружески, совсем не страшно. – Меня все тут боятся. Вон гляди – сами с ружьями сидят, а под каждым лужа… Мой ты, протопоп Аввакум! Зря Никону-патриарху досаждал. Ох, зря! Со мной пойдешь.
Аввакум шагнул к столу:
– Да кто ж тут воевода? Куда это мне идти, с кем?
– С Афанасием Филиппычем! – Сидящий за столом в шубу свою чуть не с головою ушел. – Я приехал на смену Афанасию Филиппычу и на тебя, Аввакум, указ привез.
– В Дауры, протопоп, пойдем![28] – сказал голубоглазый. – Не хуже, чай, Якутска.
– Да когда ж?
– Зима минет, реки вскроются…
