из крупных кулаков, находясь на территории белых выдавал семьи коммунистов, на производстве ведет подрывную вредительскую работу.
Во время допросов Лихачев показал, что в 1933 году хозяйство отца было признано середняцким. Отец в 1915—1916 году и до начала революции 1917 года работал надзирателем в Камышловской тюрьме. Выдачей колчаковским карателям семей коммунистов не занимался, никакой контрреволюционной подрывной и диверсионной работой на производстве не вел. Ни в какой контрреволюционной организации не состоял, о существовании таковой не знал.
14 марта 1938 года в заседания тройки при УНКВД Свердловской области в составе секретаря обкома партии, начальника НКВД и прокурора области слушали дело по обвинению Лихачева, сын кулака, белогвардеец, являлся участником контрреволюционной повстанческой белогвардейской организации, ставившей своей целью свержение советской власти путем сооруженного восстания. По заданию контрреволюционной организации на производстве вел подрывную вредительскую работу, направленную на разрушение паровозного парка. Постановили: Лихачева Павла Петровича расстрелять.
30 июля 1938 года заявление НКВД тов. Ежову, НКПС Кагановичу от Лихачевой А. В.: «Мой муж Лихачев Павел Петрович арестован. При разговоре со следователем Калининым – мой муж „государственный преступник, который понесет должное наказание“. У нас двое детей, которые знали отца как хорошего человека и вдруг на вопросы детей отвечаешь „Вы его должны забыть, а за что он арестован, я не знаю и больше таких вопросов мне не задавайте“. В один из таких разговоров с одной из дочерей 13-ти лет сказала: „Мама, ты тоже там можешь оказаться государственной преступницей“. Отец его до 26 лет был батраком и работал в кузнице. Во время войны отца должны были взять на войну и по настоянию своей жены, шесть детей и старуха мать, он поступил в Камышловскую тюрьму надзирателем и там работал до 1917 года, в 1917 году он уволился и снова занимается сельскими хозяйством и работает в кузнице. На четвертый день после свадьбы муж поступил работать на станцию Камышлов кочегаром. В 1929 году мы переехали в Пермь и здесь он работал лучше многих других. Три месяца спустя после ареста мужа ко мне зашел Яковлев, он сидел вместе с моим мужем в одной камере, его выпустили. Я боялась с ним разговаривать, он видимо тоже трусил, но из пятиминутного нашего разговора я узнала, что Лихачев привлечен за террор, а так как это неправда, то его нужно ждать домой, со слов Яковлева. Но он не вернулся. Спустя месяц после ареста мужа я задала следователю вопрос „Скажите, по какой статье привлекается Лихачев“, он мне ответил: „Вам этого не надо знать, мы знаем и этого вполне достаточно“. Все письмо хочу свести к тому, чтобы дело моего мужа рассмотрели в Москве, когда мужу было особенно тяжело переживать за отца, то он всегда собирался ехать в Москву – искать правды. Сейчас я считаю, если бы он выяснил все эти вопросы в Москве, то таких печальных результатов не было бы. По моему мнению,
