неспособным повзрослеть. Он ненавидел мир, не щадил себя, не знал рамок и границ. Он был тощий и черный. В первую встречу особенно: обмороженный и израненный, голодный до полуобморока и вдобавок – непотребно пьяный.
– Малышня, – Яков поморщился, изучая карты, – сколько их старшему?
– Его ни разу не замечали мои люди. Лет пятнадцать или чуть больше, так думает городовой, который вроде бы именно с ним лаялся на станции Борки два дня назад. Сейчас, скорее всего, логово пацанов тут.
Берложник примерился и вычертил на одном из листков карты треугольник, захватывая несколько домов и сараев.
– Да уж… а как мы с тобой первый-то раз столкнулись! Эх, было время.
– Явись ко мне гость из такого времени, я б его пристрелил. Ради спокойной жизни для себя и благополучного будущего для детей.
– Внуков. У меня уже трое, все – пацаны. Вот если б ты не заявил тогда с непостижимой наглостью, что будешь представлять меня в суде, и до детей не дошло бы. В суде! Как вспомню морду управляющего, от смеха задыхаюсь. Ночь, затравленный псами ворёнок помирает среди леса. Кругом погоня из обобранного имения… все ссорятся и решают, как меня кончить. Вдруг из-за елки являешься ты, весь такой… строже проповедника в постный день. Без ножа, без ружья, зато с диким бредом о суде и законе.
– Надо было начать разговор с чего-то. Я и начал.
Яков улыбнулся, припомнив случай, чудом оставшийся без последствий. Не пролилось крови, даже толковой стычки не вышло, уж тем более – упомянутого некстати суда… Обошлось резким разговором, переросшим в трое суток беспробудного пьянства со слезливым братанием и обещаниями вечного взаимного уважения.
– А чего ты полез тогда в дело? – тихо спросил Клим. – Я стоил хлопот?
– Ты запорол волкодава острым сучком и пытался придушить второго, уже порванный. Я подумал: далеко пойдешь.
– Так уж и волкодава. Но ты прав, я шел-шел и добрался до столицы.
– Не стоило запросто признаваться, кто я, – досадливо шепнул Яков. – Благодарность – бремя. Прости.
– Ты определенно устал. Камень, не назовись ты, я б тебя так и так срисовал. Вот… узнал бы и пристрелил сгоряча. За недоверие и забывчивость.
– Я разве похож на себя прежнего?
– Глаза. И помешан на бездомном пацанье.
– Допустим. К делу. Курт просил мягко притормозить тех, кто ищет старика.
– Отчего ж не развлечься, когда денег вдоволь и жандармерия на коротком поводке? Мои белочки таскают сведения, как орехи в урожайный год. Вмиг нагребли кучу, я покопался, прикинул так и сяк… и прикрутил фитилек в их фонарике, чтоб стало им темно и неуютно. Облавы устроил, по притонам прошелся, с нищими перетер без стервозности, свойски. Взрослые умники все поняли. Попритихли. Залетные, что сунулись ко мне, вовсе из Трежаля сгинули. Нервные.
– А малышня?
