путников с дальних станций, все больше – щуровских работников.
Вот и сегодня: утро ранее – нет толчеи, нет шума, темно и холодно… но торговые ряды просыпаются. Лавочники принимаются топить самовары, кое-кто ленится и выкладывает вчерашние плюшки, а иные спешат подать свежие. Продавцы говорят друг другу неизменное во веки вечные заклинание от соседского сглаза: «Ну нет торговли, ну вовсе убыточный день»…
– Я бы кое-что поменял. Не возражаете? – вдруг предлагает негромкий, прикашливающий голос.
И тот лавочник, кому задан вопрос, ощущает себя избранником судьбы.
Загадочного человека все на станции зовут Лексеем. Именно так, без отчества и чуть фамильярно: следом за Щуровым, по его привычке. Сам купец, кстати, пока что крепко спит и проснётся часам к семи. Но гость его, по слухам, вовсе не отдыхает! Первый случай на памяти станции: воловье упорство Щурова надломилось. Клялся умотать гостя, так закидать делами, чтобы сдох под их грузом… а сам запросил передышки! От удивления поговорил с сыном, подробно и без крика. Выслушал дочь, хотя прежде надсаживался при первом ее слове: бабе место на кухне, даже если она – не чужая и не глупая, но пусть-ка помолчит… А теперь – чудеса. Дочери позволил войти в дело и обустраивать салоны женской моды, как она давно желала. Сына мирно отпустил в Тенгой – прямо сегодня Одноглазый заберет его из столицы. Глянет Степан Степанович на родные «Переборы» из окна купе – и умчится на чужбину. Закупать станки, свое дело вести, силами с отцом меряться. Лексей устроил все эти наиважнейшие перемены, он уж конечно знает тонкие детали и сочные подробности, но расспросы учинить никто не посмел. Себе дороже любопытство, о котором Степан неизбежно узнает.
Вот и получается: Лексей, никем не спрошенный о заветном, сегодня, как и в прежние дни, бродит по перрону и ближним улицам, рассматривает торговые ряды, словно первый раз в жизни видит нечто подобное и очень рад. Улыбается – ну чисто дитя… и ему в ответ начинают улыбаться.
– Меняйте, – шепчет очередной лавочник, молитвенно сложив руки. – Все меняйте!
Когда Лексей впервые задал свой вопрос, с ним спорили. Но, поддавшись уговорам чужака, продали вдвое против обычного. Похожая история случилась на следующее утро со следующим лавочником. После третьего торгового чуда никто уже не сомневался в Лексее, и его появления ждали, затаив дыхание. Зазывали, здороваясь издали, уговаривали наперебой – зайди, хоть словцо шепни, глянь. Времени-то мало, проснется Щуров, и, если не застанет любезного друга, вся станция вздрогнет.
Разговоры торговцев с Лексеем всякий раз складываются по-разному. Тетке Глаше, лотошнице, он исправил извечное деловое невезение в один миг. Что-то шепнул на ухо, даже не пробуя ее знаменитые пирожки… дождался смущенного кивка – и все! Абаза-кожевенника наоборот, долго-долго мирил с его родичем, трактирным служкой. Что втолковывал им обоим после – не сознались,
