и лекарства Славе нужны. Долго потом она Машу наставляла. Ну, думаю, невеста, не иначе. Маша каждый день приходила, а часто и ночами около Славы дежурила; две кровати у нас свободные были.
Как-то встретились с мамашей Славы в курилке – так у нас «предбанник» мужского туалета называли. Сразу подумал: «Неужто лень до женской половины дойти, что в другом конце коридора? Или наглость?»
– Маша—то невесткой, что ли, будет? – решился спросить я эту даму.
– Еще чего!!! Невеста у него из хорошей обеспеченной семьи, а эта… – пусть надеется, пусть ухаживает за сыном, убирает да подтирает за ним! Той некогда: в университете учится, – ответила дамочка.
«Ну, не все в твоей власти, – думаю, – от молодых все зависеть будет. Горе вместе пережить? Да к тому же благодарность и преданность – они ведь дорогого стоят. Ну а случись, что Машину любовь только и используют для выхаживания, так от такой семьи бежать надо! Тяжела обида будет, да переживет!»
Ко мне редко кто приходил, и то – только по выходным, а то был будний день, и я никого не ждал. А тут вдруг дверь быстро открывается, Катя заглянула – косички две торчат по сторонам головы, как у школьницы, – и скороговоркой выпалила:
– Федор Емельянович, Федор Емельянович, к вам пришли, – оглянулась. – Вон по коридору идут. Я им объяснила, как вас найти.
И исчезла за дверью.
Гляжу, через минуту, постучав в дверь и не дождавшись ответа, вошли двое: высокий молодой парень и старенькая женщина. Вошли, поздоровались со всеми и, осмотревшись вокруг, направились к моей койке – видать, Катя им про гипс, который до пояса, рассказала. В руках у молодого парня был пакет, и сквозь него просвечивали то ли апельсины, то ли мандарины.
– Здравствуйте, Федор Емельянович. Меня Сергей зовут, – подойдя поближе, сказал парень. – А это, – он махнул рукой, – бабушка моя, Алевтина Ивановна.
Таджик на одной ноге допрыгал к моей кровати со стулом; Алевтина Ивановна села. Была она типичной русской женщиной из российской глубинки: ситцевый халат, платочек, руки морщинистые, крестьянские. Видно, что руками этими дел она переделала, – на три жизни хватит. Пальцы уже и не разгибаются до конца – видно, что болят, как и у всех русских женщин к старости, кто на земле работает.
– Бабушку зачем за собой потащил? Для моральной поддержки, что ли? А я ведь тебя сразу узнал: рот твой перекошенный да ужас в глазах через лобовое стекло – последнее, что и помню. Что же ты… (еле сдержался от матерного слова, а про себя все ж подумал) бросил меня одного на дороге без сознания?
– Если бы бросил, так меня, может, и не нашли бы, а так – вокруг никого, трогать вас нельзя: вдруг позвоночник поранен. Позвонил со своего телефона в скорую и уехал. Не в себе был, ничего не соображал: вторую смену подряд работал, уже заканчивал, потому и наехал на вас – зазевался, – тихо объяснил Сергей.
