style="font-size:15px;"> – Один класс. Посменно.
Директорша опять рассмеялась.
– Ну, это не раньше будущей зимы, если система весной оттает, – сказала она. – Ведь система-то замерзла.
– Система?
– Ну, трубы, понимаете. В трубах лед. Их теперь без автогена не отогреешь.
– А мы автоген достанем, – сказала Антонина Трофимовна. – На любом заводе. Скажем: пришлите нам автогенщика, и первыми будете мыться.
– Нет, вы не шутите? – проговорила директорша хмуро, но без прежней враждебности.
– Не шучу, – сказала Антонина Трофимовна. – Я и не думала, не гадала, что у вас уголь есть. А раз уголь есть, мы все остальное достанем.
Директорша задумалась.
– А кто же будет работать? Ведь я одна осталась, у меня никого нет…
– Дадим тебе народу, дадим! Вот она будет работать, – сказала Антонина Трофимовна, указав на Соню. – Сколько тебе человек надо? Десять? Пятнадцать? И пятнадцать дадим. Я тоже работать буду…
– Пойдемте, я вам все покажу! – внезапно сказала директорша. – Там еще в одном классе можно обогреть, если два окна фанерой забить. Система – я не знаю как… Если истопница успела из системы воду спустить, так система, может быть, ничего.
Она сбросила с себя одеяло, швырнула его на постель и, тоненькая, сгорбленная, с грязным старушечьим личиком, заторопилась наверх, ведя за собой Антонину Трофимовну и Соню.
Так Соня приняла участие в восстановлении бани. Каждый день она с раннего утра шла в баню и проводила там все время до вечера. Антонина Трофимовна действительно привела в помощь директорше девушек – не пятнадцать, конечно, а только пятерых, но и это было немало. Все они прежде работали на ниточной фабрике; фабрика летом уехала, а они по разным случайным причинам остались. Они входили в состав девичьей комсомольской бригады, которая сложилась в конце лета на строительстве укреплений под Ленинградом. Когда они вернулись в город, Антонина Трофимовна уговорила их бригаду свою не распускать, и они помогали ей в самых разнообразных работах, необходимых для того, чтобы люди могли жить.
Все они были закутаны с ног до головы – наружу торчали только закопченные носы и потрескавшиеся щеки – и никогда не раздевались, потому что никогда не бывали в тепле; у них от голода гноились пальцы на руках и пухли ноги, они с трудом ходили, а все-таки по молодости были очень разговорчивы, смешливы и даже неравнодушны к своей наружности.
– Вот если бы ты видела меня до войны! – говорила Соне то одна из них, то другая.
Все они, подобно Соне, любили Антонину Трофимовну и, подобно Соне, отдавали все силы души, чтобы восстановить баню.
Но восстановление бани двигалось медленно. Всем распоряжалась директорша, которая вылезла из своей пещеры и оказалась очень дельной и властной. Она ревновала девушек к Антонине Трофимовне и старалась показать им, что в бане главная она, а не Антонина Трофимовна. Она даже умылась снегом, и лицо у нее теперь было белое, бледное, с морщинками, лицо девочки-старушки.
Два дня добывали они фанеру
