себе другую забаву придумала: мужиков дразнить. То одного бедром зацепит, то другого. Я на эти шалости до поры сквозь пальцы смотрела, пока она вокруг моего Васича не стала круги нарезать. Отставила я шампанское в сторону, уличила момент, поймала барышню за локоток и отволокла в сторону. Смотрит недоумённо, но без страха.
– Ты, – говорю, – милая, коли до мужиков охоча – так то не моё, конечно, дело. Однако ежели на моего глаз положишь, то я его тебе быстро на твои вторые девяносто натяну!
Так и сказала без скидки на времена. Всё ли она из сказанного поняла, про то не знаю, только глянула на меня то ли оценивающе, то ли даже с уважением, и спрашивает:
– Это который твой-то?
– Да вон тот, – говорю, – красивый военный, вокруг которого все тут вертятся.
– Генерал Абрамов?
Теперь в её взгляде точно уважение появилось.
– Видный, – говорит, – мужчина. Только ведь и мой не хуже!
– Покажи! – требую.
– Так, вон он, в морской форме, с бородой.
– Дыбенко, что ли?
Тут я стала что-то припоминать.
– Постой, – говорю. – Ты та самая Коллонтай, что своим гражданским браком всюду козыряет?
Выпрямилась гордо и отвечает:
– Не Коллонтай, а Дыбенко!
Только меня это не смутило. Меня ж разве гражданским браком удивишь? Вот так мы и познакомились. Стали ли после этого подругами? Сложный вопрос… Бабская дружба – материя тонкая. Однако встречаться стали периодически. Тянула нас друг к другу какая-то непонятная сила. Может, тут сыграло свою роль то, что я её политические закидоны воспринимала без раздражения? Спорила, конечно, но вяло. Я ведь баба аполитичная. Однако с начала мятежа не виделись. И вот – явилась.
После второй мне заметно полегчало. А Сашка чуть захмелела. Налила я ей, себя пропустила, спрашиваю:
– За Павла просить пришла?
Она головой помотала, вроде как в отказе, схватила бокал и жахнула. Только потом спросила:
– А ты чего?
– Я всё. Только ты на мой вопрос не ответила.
– Нет, – говорит. – Ни за кого я не пришла просить: ни за Павла, ни за себя. Просто хочу, чтобы ты мне объяснила, почему всё так произошло? Почему наши бывшие товарищи травят нас теперь, как зверей каких?
– Так уж и травят, – не поверила я. – Что-то ты, подруга, на затравленного зверя мало похожа. Вон, на свободе ходишь, не в клетке сидишь.
Сашка мне бокал тянет, мол, плесни ещё. А мне что, жалко?
Жахнула, и со слезой говорит:
– Не понимаешь ты. Моральная травля порой куда страшнее травли физической.
– Вот что, – говорю, – подруга. Хватит пить, пойдём-ка на диванчике присядем.
Отвела Сашку к дивану, усадила рядышком. Ткнулась она мне лбом в плечо и разрыдалась. Глажу её по волосам,
