полковник, действую в строгом соответствии с полученным приказом, как я его понимаю. Если я его понимаю неверно, то меня могут поправить лишь мои непосредственные начальники, но не вы. Покажите мне приказ за подписью Троцкого, и я его незамедлительно исполню.
– Но Троцкий в Москве, – с бессильной злобой в голосе произнёс полковник.
– Хорошо, – признал аргумент Слащёв, – под приказом стоит ещё и подпись Тухачевского. Пусть он мне прикажет.
– Связь с Тухачевским потеряна, – угрюмо сказал полковник.
– Вот что, милейший, – раздражённо произнёс Слащёв. – Чья это, в конце концов, проблема – моя или ваша? Чем путаться у меня под ногами, лучше подите поищите своего начальника!
Полковник скрипнул зубами, но возражения на ум не шли. Направляясь к двери, он бросил через плечо:
– Вы за это ответите, генерал!
– Если и да, то не перед вами! – парировал Слащёв.
Здание ВОК (Всероссийская Оборонная Комиссия)
Тухачевского сгубила гордыня, густо замешенная на тщеславии – или наоборот, если вам будет угодно. А иначе чего бы он сначала по уши завяз в заговоре Троцкого, которого, между нами, не сильно-то и жаловал, а теперь вознамерился лично привести к знаменателю самую значимую из оставшихся на сей день в столице фигуру: председателя ВОК Ежова, личность загадочную, влиятельную, и, по совокупности, опасную. Ну, должно это было его (Тухачевского) хотя бы насторожить – но нет. Поднялся по ступеням, и, сопровождаемый личным конвоем, вошёл в вестибюль, как к себе домой, где их тут же окружили люди в чёрном – любимый цвет спецназа НГБ.
«Однако! Быстро Лацис подсуетился», – подивился начальник Генерального штаба и тут же поделился мыслью с командиром спецназовцев. Тот страшно удивился, но маска на лице скрыла это от Тухачевского. А командир спецназовцев уже взял себя в руки и подтвердил: да, мол, они выполняют распоряжение товарища Лациса.
– … Но дальше вас будут сопровождать мои люди, а ваши пусть подождут здесь.
Тухачевский лишь пожал плечами, отдал короткий приказ и направился к лестнице, с которой начинался путь к кабинету Ежова.
В приёмную наркома вошёл в сопровождении людей в чёрном и проследовал прямо в кабинет, небрежно отодвинув бросившегося было на перехват адъютанта.
Во взгляде, которым встретил его Ежов, Тухачевский не обнаружил ни растерянности, ни раздражения – одно лишь стоическое терпение.
«Хорошо держится», – не мог не отметить Тухачевский. Он выхватил от стола ближний к месту Ежова стул. Не спрося разрешения хозяина кабинета сел. Закинул ногу на ногу, сверкнув начищенным до зеркального блеска сапогом. Достал портсигар. Поискал глазами пепельницу, не нашёл, взял со стола чистый лист бумаги, ловко свернул его в нечто, напоминающее чашку, поставил творение рук своих рядом с собой и закурил.
Ежов молча встал, подошёл к окну и отворил форточку, куда
