соседа, значит, есть на свете справедливость.
Помолвленные месяц ходили по дому в резиновых сапогах и в брезенте, искали паучиху. Такая опасная жизнь очень их сблизила. Потом Алина научилась кормить питона смешными кроликами. А через год случайно обнаружила, что сидит и рассказывает кайману про свою жизнь. Крокодил Антон был рождён прекрасным собеседником, вдумчивым и очень тактичным.
И вообще, как-то всё наладилось. Тараканы оказались смешными шустриками, пауки робкими тихонями, питон забавно стеснялся собственных какашек, кайман до дрожи любил свежую плотвичку. Алина не представляла, что из холодных гадов может сложиться такой прекрасный коллектив.
А потом крокодил умер. Дмитрий накормил его неправильной едой. Антон три часа бегал по аквариуму на задних лапах, у него в груди всё болело. А потом стих. Ушёл в страну тёплых ручьев и нескончаемых карасей.
И сразу Алине стало понятно, кто для неё был настоящий друг, а кто садист и отравитель смертельной рыбой. Алина хотела даже к маме уехать, но не смогла оставить живых существ на этого опасного урода, муженька своего.
Антона похоронили на морском берегу, зарыли в мокрую от слёз дюну. Через тысячу лет его найдут археологи и наплетут белиберды про населявших Латвию крокодилов, вместо того, чтоб написать правдивую лавстори. Например, такую, как эта.
У Машки гланды, из-за них полдня прожил в больнице, в палате для дюймовочек. Там одна, по годам – Алиса времён Зазеркалья, пересказывала свиданье с неким Ланселотом:
– Карочи, пошли мы гулять. Ну там, баунти-хуяунти всякие… А сигарет не взяли.
И дальше начинается очень жёстокий рассказ про любовь.
Иногда в палату вбегали юноши. Алиса на них фыркала, игриво называла их «козлы».
Говорит мне:
– Папаша! Ну прогоните вы этих придурков! Рявкните на них, вы ж мужик!
Я так растерялся, пошёл гонять. Даже рявкнул.
Ощутил себя мужиком. Яркие, незабываемые впечатления.
А придурки вовсе не к ней шлялись, а к Ирке, которая красиво грустила в окно, свесив ногу с-под-одеяла.
Так я оказался орудием женской ревности. И мужиком впридачу.
Придурки схлынули, сделалось скучно. Ирка ногу спрятала, зевнула.
Через два часа только, самый храбрый из придурков постучался, стал задабривать всех конфетами, меня тоже.
Я его назвал Тёркин. За находчивость и упорство.
За Тёркиным другие придурки подтянулись, жизнь опять наладилась.
Соседка пришла, с забинтованным носом.
– Странно, – говорит, – на нос гипс положили, а он качается. Не должен же?
Все стали подходить пробовать – правда, качается. Я тоже хотел покачать, но страшно. Отломается ещё. Набегут санитары, и всех в угол, кто отламывал…
Не наше это, не мужицкое дело, по углам стоять.
