иевыми крыльями, приближался к бетонной полосе Бориспольского аэропорта. Пухленькая стюардесса раздавала декларации. Мне тоже досталась одна, и я в очередной раз усмехнулся, прочитав требование «задекларировать» количество ввозимой национальной валюты.
Вскоре самолет соприкоснулся с бетонкой и побежал уже по земле. Жидко захлопал в ладоши один случайно затесавшийся в число пассажиров иностранец, но быстро прекратил, уловив напряженные взгляды в свою сторону.
Минут через пять после остановки двигателей к самолету подъехал автобус, и пассажиры поспешно заняли в нем места.
Комфортабельный предбанник таможенного зала зажужжал, зашуршал декларациями. Пассажиры разбились на две очереди. По привычке я стал в левую. Двигалась она неспешно, но и я не спешил.
Наконец я подошел к месту радиационного контроля, вдоль меня «прошлись» дозиметром, и дозиметрист, одетый в камуфляж, кивнул головой, мол, нормально. Дальше оставалось пройти общий рентген – таможенники искали перевозчиков опиума, и я уже знал, что опиум глотают в специальных мешочках на время пересечения границы. Вскоре я зашел в металлический бокс и послушно налег грудью на квадратную металлическую раму. Что-то невидимое звякнуло в боксе железом, и я почувствовал бегущие по спине мурашки.
«Еще минут пятнадцать, – подумал я, – и я вырвусь из этого аэропорта».
Наконец дверь бокса открылась, и я пошел дальше по нарисованной на полу желтой полосе, указывавшей путь.
– Паспорт? – вежливо попросил таможенник уже у стола досмотра багажа.
С улыбкой я протянул свой реликтовый советский документ.
– Андрей Юрьевич? – вслух прочитал таможенник и посмотрел на меня так, словно мне следовало кивком подтвердить его правоту. – У вас только одна сумка?
Я кивнул.
– Пожалуйста, пройдите вон туда, в те двери! – широким жестом руки он прочертил направление. – И сумку тоже возьмите!
За элегантными черными дверями я обнаружил что-то вроде комнаты отдыха, заставленной мягкой мебелью. В комнате никого не было. Я прошел к ближнему креслу и уселся.
Обвел взглядом обстановку и заметил в углу под потолком черную видеокамеру.
На душе было спокойно, и я сам себе удивился – отчего это я такой спокойный? Ведь для чего-то меня попросили пройти сюда?
Бесшумно открылась дверь. Вошел мужчина лет сорока пяти в дорогом темно-синем костюме. Правда, ярко-красный галстук и простое, тоже красноватое, лицо к костюму не очень подходили. В руках он держал рентгеновский снимок.
Подошел, присел на соседнее кресло.
– Андрей Юрьевич? – спросил.
Я кивнул.
Он посмотрел на меня, потом поднял снимок на уровень своих глаз и внимательно уставился на него.
– Вы что, врач? – спросил я.
– Нет, но пришлось пройти курсы рентгенологии… – шутливым тоном ответил он. – У вас проблемы со здоровьем… – И он показал мне что-то на рентгеновском снимке, обведенное красным маркером.
– Я знаю про свои проблемы… – сказал я.
– Андрей Юрьевич, я бы на вашем месте сейчас был бы очень нервным, так сказать…
– Почему? – удивился я.
– Ну как же, вы после серьезной операции возвращаетесь домой, на родину, так сказать, а вас почему-то задерживают. А дома жена ждет, нервничает…
Я посмотрел на него пристально. В чем-то он был прав, но после операции я действительно стал удивительно спокойным и невозмутимым, словно мне вырезали всю нервную систему.
Мой безымянный собеседник тяжело вздохнул.
– Знаете, Андрей Юрьевич, я не люблю спокойных тихих разговоров. Я к спорам привык, чтобы с криком, с эмоциями… Как раньше, а сейчас все это как-то не так, все слишком интеллигентно делается… Вы понимаете, о чем я?
– Нет, – признался я.
– Ну ладно, раз вы такой упрямый, расскажу я вам одну интересную историю. Полгода назад, может, помните – об этом много в газетах писали, пропал один кандидат в депутаты парламента от оппозиции… Ну пропал, так пропал, нет тела – нет дела. Так вот, через пять месяцев после этого один киевский писатель едет в Германию на серьезное лечение. Дело в том, что в юности он злоупотреблял коньяком – дешевый был коньяк – ну и, ясное дело, печень не выдержала. Печень – орган хрупкий. И вот едет господин писатель в Германию, везет туда на лечение свою больную печень. Хорошо, что там у писателя друзья, организовали для него медицинскую страховку и сделали вид, что печень у господина писателя именно в Германии заболела. Пусть, мол, немецкие налогоплательщики за него платят, или страховая компания пускай раскошеливается… Не
