с ними эти фокусы не пройдут.
– Вы, конечно, побывали на ее уроке…
– На всех. На всех, совпадавших с моими окнами.
– И такое случалось каждый раз?
– Да. Дети… они сами не свои, когда заканчиваются ее занятия. После физкультуры школьники всегда бесятся, несмотря на усталость. А эти – нет. Они просто сидят. Я пару раз пересаживала их за другие парты – никто не пикнул. Такого вообще не бывает, не должно быть.
Шишигина очень долго молчала. Кира успела вспомнить, что именно она взяла на работу Литвинову.
– Вера Павловна? – не выдержала она.
– А, Кира Михайловна, вы еще здесь… Я вас больше не задерживаю.
Кира пыталась поймать ее взгляд, но директор отвернулась.
Новость о том, что Литвинову вышибли, облетела школу в мгновение ока. Передавали из уст в уста, что сначала та отказалась писать заявление, но Шишигина плотнее закрыла дверь и что-то такое наговорила бедной девушке…
Кира знала, что директор опросила нескольких школьников, у которых Ирочка вела физкультуру: и умных, и спокойных, и плаксивых, и даже тех, которым трудно было дать какую-то характеристику, кроме «обычный ребенок».
Литвиновой не позволили доработать и двух дней. Родителям, явившимся выяснить, отчего их дети лишились спортивных занятий, Шишигина дала такой отлуп, что они в ужасе вылетели из школы.
Свои пожитки Литвинова собирала в слезах. Многие учительницы тоже плакали, обнимали несправедливо обиженную Ирочку и клялись созваниваться с ней каждый день. Ни к чему не обязывающее сострадание приподнимает над бесчувственными сухарями и позволяет без всяких затрат ощутить себя хорошим человеком.
Вечером Кира столкнулась в коридоре с директором.
– Вы довольны? – резко осведомилась Шишигина.
– А что, уже нашли нового физрука? – удивилась Кира.
Вера Павловна только кхекнула.
– Ну вы, Кира Михайловна, и фрукт…
– Простите за прямоту, Вера Павловна, но после восьми уроков я совершенный овощ. Если я вам не нужна…
– Над этим я еще поразмыслю.
Трижды в неделю: дорожка, выложенная брусчаткой, чириканье звонка, слабый запах лилий. В тяжелой стеклянной подставке благоухали ароматические свечи.
«Я, конечно, в большей степени управленец, – говорил Алексей Викентьевич с извиняющейся улыбкой, – а вот Лидочка – натура бесконечно одаренная». Это не было преувеличением. Лидия Борисовна обладала великолепным вкусом; во все, к чему прикасалась, она вдыхала красоту. Двадцать лет назад музей Беловодья мог похвастаться прялкой, дюжиной уродливых салфеток и картинами местного художника, заслуженно прозябавшего в безвестности. При Буслаевых музей расцвел. Вся культурная жизнь города сосредоточилась вокруг него.
– Добрый день, Федя!
– Зд'аствуйте!
Они раскладывали учебники, и
