«Я» на свои поступки. Оказывается, они иногда огорчали «Я» и тогда, в этой точке, где оно жило, возникал дискомфорт, он зудил, он пожирал и обличал.
– Почему? – думал Виктор. – Ведь это сделал я, и мне от этого действия хорошо! Но, почему зудит внутри?
А как ликовало «Я», когда он жертвовал собой, и делал добро. От его восторгов на глаза Виктора навертывались слезы умиленья самим собой, в такие моменты его Я сливалось с ним, и они были одним целым.
Потом «Я», даже научилось говорить, старалось дать, и давало дельные советы, и, даже, отвечало на некоторые мучившие его вопросы. И потом, он часто вел с ним беседы. Пока что мысленно, но всегда чувствовал, что теперь в нем живет два голоса, собственно, его мысли, и внутренний голос его «Я». Он чувствовался свою вторую половину явно, особенно тогда, когда они отличались по своей оценке и по подходу к тому, или иному событию. В конце концов, он даже стал раздваиваться, потому что его «Я» часто брало верх, и его увещевания, и осуждения были очевидными, правильными и бесспорными.
Что делать? Он сам открыл ему дорогу к своим мозгам, и теперь «Я» пользовалось этим очень умело и часто. Он сам закалил и вырастил свое «Я», помог ему адаптироваться с этим миром, со способом выражения мыслей и возможностью вести беседу. И теперь их было двое. Он телесный, и его Я, которое он никогда не видел.
Он, как-то, пробовал представить, как выглядит его «Я», но, увидел только какой-то сгусток серо-дымчатого цвета. Это «Я» виделось ему, воздушным, как облачко, легким, как туман, но, все же, ощутимым.
И так, его «Я» существовало, уже по двум признакам. По своим собственным суждениям, и по маленькому электрическому полю, которое не было опасно для его вместилища, но, все же, отделяло себя им от него, по пока неизвестным нам причинам, возможно чтобы не произошло полного слияния. И, что очень вероятно, для своей собственной безопасности, и возможности сбежать, когда оно посчитает нужным.
***
Это было его первое открытие. Но, оно не подкреплялось ничем вещественным, кроме его интуиции и его обостренного, внутреннего чувства. Он и сам, мог в некоторые моменты, сомневаться в присутствии внутри себя полноправного своего Я, и уж тем более, никому об этом не рассказывал. Тогда он жил на бывшей Блиновке, не далеко от больницы Кащенко и наслушался множество рассказов о ее пациентах, потому что его соседка, тетя Варя, работала там нянечкой, и каждый день приносила всякие новые рассказы о несчастных больных.
– И, ведь, посмотришь, не скажешь, что они больные, – говорила тетя Варя, сидя на лавочке возле дома. – Как начнут рассуждать, профессора! Один все про то, как с ним картина разговаривала.
«Она, говорит, впитала в себя энергию художника и оригинала. А моя внутренняя субстанция очень тонкая, вот я и слышу, как она со мной говорит. Для этого нужно иметь чистую и тонкую душу. А вы, говорит, просто слишком, материальные, кроме барахла и денег у вас
