надо… Я не такой. Это не моя заслуга. Поверь. Это не я тебя спас».
На глазах Франца выступили слезы.
– Если бы… – покачал он головой. – Если бы это было так… Но что я мог, Фил? Что? Я только кричал и звал на помощь, и все. И тогда появился он, дал мне волшебный ключ, которым я открыл тот чертов замок, а он вытащил тебя. И напоследок сказал, что когда-нибудь я смогу открыть Дверь – если только буду верить. Если я не потеряю этой веры и буду стремиться найти проход, то однажды обязательно найду путь в его волшебный мир. Однажды я… мы с тобой…
Франциск протянул руку и крепко сжал бледную ладошку Филиппа.
– Однажды мы туда попадем. Я обещаю. Тогда ты увидишь, что я говорил правду. Он хороший. Он добрый. Он поможет нам, и все это… – Франциск обвел рукой комнату, подразумевая и дом, и равнодушную мать, и злую тетку, и мертвых бабочек под кленом, и даже, быть может, весь мир. – Все это сгинет. Понимаешь? Не будет этой Мюриель. Не будет никаких замков на дверях. Не будет бедности. И этих косых взглядов. Понимаешь? Мы станем свободны. И наконец-то счастливы.
В глазах Франца дрожали слезы.
Он надеялся еще кое на что, и Филипп прекрасно это знал.
Брат вытянул ладонь из рук Франциска и, отвернувшись, посмотрел в окно. За стеклом разгорался новый день – счастливый и солнечный, каким его увидит большинство людей. Но не Филипп.
– Брат… – тихо прошептал он. – Однажды ты поймешь, что волшебства не существует… И «все это», что ты имел в виду, – единственное, что тебе останется, когда…
Франциск с болью сглотнул.
– Я не спущусь к завтраку, – завершил Филипп и тяжело вздохнул.
Глава 5 о новой выходке Мюриель
Франц спустился на первый этаж, медленно переставляя ноги по ветхой лестнице. Никаких загадок резчик в ней не спрятал – узор был самый что ни на есть простой. Сейчас, в утреннем свете, мальчик разглядел по стенам над лестницей множество портретов. Очевидно, тетушка Мюриель гордилась своей родословной. Делайла приходилась ей лишь двоюродной сестрой, оттого они и не были так уж близки, да и выросли в разных местах. На последней ступеньке Франц застыл. С нижнего портрета на него уставился суровый дядька – прижав к груди все три подбородка, предок Мюриель сквозь толщу времен сверлил мальчишку презрительным взглядом.
Франц скорчил рожу дядьке и вдруг услышал голоса: судя по всему, в столовой уже завтракали. По проходу, заставленному безвкусной мебелью, загроможденной безделушками, разносился гулкий басок тетки – та что-то втолковывала матери. Пересиливая отвращение, Франц поплелся на звук.
– А я говорю, Делайла, – продолжила тетушка, когда Франц появился в дверях, – это все детская дурь. Поверь моему слову – дети все такие. Они не желают взрослеть, покуда не всыпать им парочку розог.
Тетушка Мюриель восседала за столом точно английская королева. Вокруг меланхолично бродила служанка, расставляя тарелки, а сама хозяйка, держа увесистый
