двенадцать или тринадцать рейсов, при этом торопились, как только могли, потом я помчался в город за горючим для Флита. Потом было еще несколько пассажиров, и еще, и настал вечер, а мы без остановки взлетали и садились до самого заката.
Где-то на дорожном указателе я прочитал: население 220, и к тому времени, как стемнело, я стал думать, что мы прокатили их всех, может, еще нескольких и из пригорода. В спешке я забыл спросить Дона о Саре и о том, что он ей сказал, придумал ли какую-то историю – или то, что он думал о смерти, было правдой. И краем глаза, пока пассажиры рассаживались, я внимательно наблюдал за его самолетом.
Нигде ни пятнышка – он явно умудрялся в полете уклоняться от насекомых, которых после часа-другого лёта мне приходилось счищать с ветрового стекла.
Небо уже почти потемнело, когда мы закончили. К моменту, когда я набил сухими кукурузными стеблями свою жестяную печку, положил сверху угольные брикеты и разжег огонь, стало совсем темно, и огонь бросал яркие блики на самолеты, стоящие рядом, и на золотые стебли соломы вокруг нас. Я заглянул в ящик с продуктами.
– Суп, тушенку или спагетти? – спросил я. – Может, груши или персики? Хочешь горячих персиков?
– Все равно, – сказал он мягко, – что-нибудь или ничего.
– Парень, ты что, не голоден? Это был трудный денек!
– Ты не предлагаешь ничего такого, ради чего стоило проголодаться, разве только это будет хорошая тушенка.
Я открыл банки тушенки своим швейцарским офицерским ножом, проделал то же самое с банкой спагетти и поставил обе банки на огонь. Карманы мои были набиты деньгами. Для меня это был один из наиболее приятных моментов дня. Я вытащил бумажки и пересчитал их, нимало не заботясь о том, чтобы расправить их или сложить. Вышло 147 долларов, и я стал считать в уме, что дается мне с немалым трудом.
– Постой… постой… дай-ка подумать, четыре и два в уме… сорок девять рейсов сегодня. Дон, я побил тот рекорд, когда у меня был стодолларовый день, – только я да Флит! А ты должен был побить и двухсотдолларовый, ведь ты в основном берешь двух за раз[1]?
– В основном… – повторил он.
– Кстати, о том учителе, которого ты ищешь… – немного погодя начал Дон.
– Не ищу я никакого учителя, – сказал я. – Я деньги считаю. Я могу неделю прожить на это. Целую неделю я могу ни фига не делать! Пусть хоть дождь зарядит, мне не страшно!
Он улыбнулся, глядя на меня.
– Когда ты наконец накупаешься в деньгах, не будешь ли ты так добр передать мне тушенку?
3
Бесконечная толпа людей, людские потоки, устремленные к одному-единственному человеку в самом центре этого скопища. Затем людской поток превращается в океан, готовый вот-вот поглотить этого человека, но он не тонет, он идет по океану, прямо по его поверхности, насвистывая. И исчезает. Водный океан превратился в травяной. Белый-и-золотой Тревл Эйр приземлился на эту траву, из кабины выбрался пилот с матерчатым транспарантом: ЛЕТИТЕ – 3 $ – ЛЕТИТЕ.
Было
В отличие от
