Дом построили недавно, во внутреннем дворе не было родовых могил, а потому он мог быть предметом купли-продажи. Однако вырученных денег не хватило, чтобы погасить всю сумму долга, и Сеншими вынуждено, обливаясь слезами, продал Энкиду и свою красавицу дочь. Поклявшись выкупить её свободу, Сеншими нанялся простым моряком на один из кораблей, принадлежащих Эйанациру, и с тех пор дочь не получала от него никаких известий.
– Если он не погиб, то перебрался в одну из дальних стран, – хотелось верить Инше.
Энкид спросил как-то наложницу: «Скажи мне, что ты чувствуешь по отношению к своему отцу, ведь это по его вине ты оказалась в рабстве?»
Она, грустно улыбнувшись, ответила своему хозяину:
«Я по-прежнему люблю его и даже благодарна ему, ведь если бы сложилось иначе, я бы никогда не встретилась с тобой, о мой господин!»
Энкидр растрогался в умилении.
6
Нинсикиль, завидуя рабыне, выбрала подходящий момент, когда муж отсутствовал, надолго уехав по приказу царя в дальние земли, и отомстила ей. За непочтительность к госпоже судья – дику24 – определил Геме-Инше промывание солью. Поздним утром за ней пришли царские стражники, один из них зачитал обвинение и решение судьи. Ничего не понимая и тревожась о сыне, оставшемся с кормилицей, Иннашага была вынуждена подчиниться. Сопровождал несчастную женщину к месту наказания старый слепой раб по имени Атаб, приставленный Энкидом помогать ей в доме.
Закон суров, но он – закон. Геме-Инша была публично подвергнута унизительному и мучительному наказанию. Зеваки, наблюдавшие за исполнением приговора, медленно расходились, обсуждая только что происшедшее на их глазах наказание возгордившейся рабыни. Палачи, буднично омыв руки и собрав нехитрые приспособления, удалились, не жалуя никого из присутствующих своим вниманием. Нинсикиль ушла раньше, чтобы не уронить достоинство перед простолюдинами и зеваками, а возможно, просто испугавшись приближающихся раскатов грома и внезапно потемневшего неба.
Слепой раб с густой белой бородой, заросшими бровями и спутавшимися прядями седых волос приблизился к Геме-Инше. Найдя её наощупь, он накинул на её сгорбленную спину и опустившиеся от рыданий плечи простенькое домотканое покрывало. Он беззвучно плакал вместе с ней пустыми глазницами, по-отечески обняв её. Атаб успокаивал и вытирал ей слезы сухой и заскорузлой ладонью. Всё кончилось. Кончилось, как ей казалось, всё и для неё – свободной и гордой когда-то Иннашаги, а теперь униженной и растоптанной рабыни Геме-Инше.
«Только бы выдержать ещё одно лето и ещё одну зиму, и тогда мне вернут свободу, – в отчаянии думала она. – Не может подлая и высокомерная Нинсикиль удерживать меня дольше в рабстве25. Если она нарушит закон, то будет сама наказана за это».
На быстро почерневшем
Дику – судья, выносящий решение.
Три года – максимальный срок, больше которого гражданин не мог находиться в рабстве.
