блюдечко, кусты и деревья словно скосили, а на самой середине – черная проплешина, припорошенная пеплом. Веселовский подошел, потрогал пепел. Он ждал, что земля на месте посадки окажется твердой, оплавленной, как вулканическое стекло. Но пепел был мягким, а сама проплешина подозрительно напоминала обыкновенное кострище. Впрочем, это еще ничего не значило.
Веселовский двинулся по кругу, вдоль окружающих поляну елок, сам не зная, что ищет. Обнаружить живого и невредимого Савского он уже не надеялся. Едва Виктор Николаевич увидал проплешину, в мозгу его молнией пронеслась мысль: «Утащили! На опыты!». Уфолог был совершенно уверен, что Валериана Электроновича похитили, и имя его присоединится теперь к длинному списку пропавших без вести, которых умыкнули злые инопланетяне.
Окончательно стемнело. Ощущение, что за ним внимательно наблюдают, заставляло Веселовского поторапливаться. Еще раз обойдя поляну, он, несолоно хлебавши, направился назад в город, благо газетные обрывки и в темноте были достаточно хорошо видны. Отойдя шагов на сто, Виктор Николаевич почувствовал, что равнодушный наблюдатель то ли уснул, то ли спрятался назад в свою нору, то ли просто отвернулся, заинтересовавшись чем-то другим. Холод из затылка исчез, Веселовский больше не чувствовал этой странной жути, да и лес перестал быть тихим, мертвым. Снова шумели на ветру ели, с разных сторон доносились голоса и шебуршание лесных обитателей. Истерически вскрикнула и тут же умолкла невидимая птица. Веселовский пошел увереннее, перестал смотреть под ноги и, конечно, немедленно снова растянулся. Но на это раз он приземлился на целое семейство гнилых пней, пребольно стукнулся коленом и, кажется, порвал штанину. При падении сумка слетела с плеча, и все ее содержимое высыпалось на землю. Докторская колбаса (Веселовский приберег ее на случай, если совсем заблудится и вынужден будет ночевать в лесу) укатилась довольно далеко, метров на десять. Уфолог наклонился поднять колбасу и замер в изумлении: прямо на него смотрел из-под елки объектив фотоаппарата «Зенит».
У помощника редактора Людмилы Савиной день выдался совершенно сумасшедший. Во-первых, вместо привычных одиннадцати утра ей пришлось тащиться на работу к девяти, что само по себе было кошмаром. По штатному расписанию Савина значилась помощником руководителя, то есть была личным секретарем и доверенным лицом главного редактора одной из самых тиражных московских газет. И раз уж шеф попросил, ей, разумеется, пришлось быть к девяти, и в лучшем виде. В половине десятого Савина, лучезарно улыбаясь, подавала кофе америкозам, заради которых, собственно, она и давилась с утра пораньше в переполненном вагоне метрополитена среди пролетариев умственного труда. Америкозы были важные, соучредители издания, с них предполагалось снять денег на новое оборудование, так что, конечно, она носила этот чертов кофе и улыбалась им, как дура, во все свои тридцать два зуба. Соучредители просидели четыре часа и ушли совершенно счастливые.
