дальше. Судя по некоторым специфическим узлам, а также по характерным особенностям ауры, браслетики представляют собой не два парных артефакта, а один раздвоенный.
Угу, понятно, знаем мы такие штуки – снять браслеты можно только оба сразу. Если снять только один, то при нарушении целостности системы второй выдаст такую реакцию, что… мда.
Я, конечно, хочу на свободу, но не калекой. И не в виде овоща.
Ага. Смотри-ка ты. Ошиблась. Разработка не совсем темная, тут что-то на базе – но модифицированное под требования законодательства. Ладно, господа лицемеры, беру свои слова обратно. Интересно, кстати, а как они классическую активацию жертвой обошли?
А, прикрутили в чары механизм запитывания от носителя и замкнули его на потенциал в спокойном состоянии. Любое возмущение магических потоков носителя артефакт расценивает, как попытку колдовать, и подавляет. Вот вам и жертва, но – в рамках закона.
Что у нас тут? Маяк.
Я хмыкнула. Ай-яй-яй, я ведь дала свое честное благородное слово, что за пределы столицы без разрешения «ни-ни». Что, не верят, что ли? Обижусь и заплачу! Впрочем, маяк, вроде как, работает на пересечение границы, а не на отслеживание перемещений. То есть, если я выеду из города, они узнают, а если пойду в магазин, провалюсь в канализационный люк и утону там, то черта с два меня кто-то найдет.
Это хорошо, это несколько упрощает мою жизнь – контролировать каждый шаг в сторону с моими намерениями все же было бы проблематично.
Я чуть спустила браслеты, насколько позволяла их ширина, и потерла запястья.
Нет, они не давили, не мешали, не были тяжелыми или неудобными, но все равно я ощущала себя так, будто ношу массивные кандалы.
Я оперлась затылком о стену комнатушки, чуть повернула голову, глядя на темное ночное небо, расчерченное узором старой, поеденной молью тюли.
Смотрела, смотрела… и так и провалилась в сон.
Мэтт
Замахнувшись для удара, я все же чудом сдержался и не шарахнул кулаком по захлопнувшейся двери, а медленно опустил его на шершавое от потрескавшейся краски дерево. Другой рукой потер грудь, стирая щекочущее прикосновение хлестнувших по ней волос.
Проклятое темное плетение, свившее гнездо внутри меня, перекроившее магические потоки, сделавшее меня магически неполноценным на этом не угомонилось. Оно просачивалось болью днем и кошмарами ночью.
И если, бодрствуя, я еще мог держать себя в руках, то над снами был не властен.
В такие моменты я остро жалел, что проклятье не сделало свое дело, как должно.
Лучше бы мне вообще не быть, чем переживать такое позорище.
Я тихо сполз голой спиной по дереву двери и сел на полу – ссутулившись, упершись локтями в колени и обхватив голову ладонями.
Жалкое зрелище.
Меня, взрослого мужика, боевого мага, примчалась спасать пониженная в правах, не нюхавшая пороху пигалица.
